Выбрать главу

Едва ли не все исследователи, работающие с транссексуалами, одной из определяющих черт их личности считают нарциссизм. Достаточно подсмотреть, как любуются они своим отражением в зеркале, сколько удовольствия получают, украшая себя, играя с волосами, экспериментируя с косметикой. Сосредоточенность на себе делает отношения с другими людьми по-детски поверхностными: окружающие воспринимаются тоже как зеркала особого рода, в которых так приятно ловить собственное отражение в лучах восхищения и восторга. Мечты о счастливом будущем, как я уже говорил раскладываются на бесконечную цепь эпизодов, в которых, в сущности, ничего не происходит, – только появляется прекрасная женщина, на которую все обращают внимание, любуясь ее красотой и изумительным нарядом.

Нарциссизм крайне осложняет взаимоотношения транссексуалов с обществом, и без того не простые. Для многих из них проблемой становится даже элементарно заработать себе на жизнь – и потому, что все устремления направлены на решение трудной задачи трансформации, и в силу подчеркнутой дезадаптивности, неспособности внедриться в социальную среду. Встречая, как правило, непонимание, транссексуал, в то же время, не может удовлетвориться и скромной ролью какого-нибудь «певца за сценой», человека-невидимки, не привлекающего ничьих взглядов. Нарциссическое восприятие себя как центра Вселенной требует ежеминутного подкрепления делом! Так постепенно формируется отчужденность: мир зол и равнодушен, его населяют ограниченные, косные люди.

На этом фоне сотрудничество с врачами, необходимое при любом медицинском вмешательстве, делается крайне затруднительным. Если врач отказывается исполнять все желания пациента, то какие бы доводы он ни приводил – пациент их не услышит. Врач в его глазах превратится во врага, станет частицей злобного и жестокого мира. У многих авторов, писавших о транссексуализме, мы встречаем предположение, что навязчивое желание смены пола является своеобразной формой бегства от действительности.

Корни такой подчеркнутой дезадаптивности часто лежат в обстоятельствах раннего периода жизни. Не могу припомнить ни одного случая, когда в рассказах пациента рисовались бы картины мирного, радостного детства, гармоничной семьи. Отца либо нет вообще, либо он не может служить моделью для идентификации. Первые представления о мужчине, запечатленные в бессознательном, окрашены в пугающие и вызывающие отвращение тона, и это полностью оправдывается реальной личностью отца – деградировавшего алкоголика, или тяжелого психопата, или жестокого, авторитарного воспитателя. Отношения с матерью, как правило, неспокойные, тревожные: она внушает к себе сильную любовь, но не создает у ребенка ощущения безопасности, защищенности. Распространенная ситуация – ребенок растет в приюте или его воспитывают приемные родители.

Мне запомнилась история одного пациента, рано потерявшего мать, которую заменила мачеха. Утром, проводив мужа на работу, она выгоняла из дома ребенка, и целыми днями он вынужден был бродяжничать. Перед возвращением отца он обязан был вернуться, и тут мачеха запирала его в комнате. Перед сном она отпирала дверь и ставила на пол миску с едой. Мальчику не приходило в голову переставить ее на стол, и он ел на полу, как собака. Пациент не мог сказать, как относился к этому отец, но по его впечатлению, он просто не интересовался жизнью сына. Когда детство проходит в таких чудовищных условиях, чувство одиночества, изолированности в мире возникает раньше, чем появляется возможность близко познакомиться с этим миром.

Однако, подобные штрихи, хорошо объясняющие происхождение глубокого внутреннего разлада, дисгармонии, не дают ответа на вопрос, почему у транссексуалов наиболее слабым местом оказывается ощущение половой принадлежности. Иногда подробности биографии как-будто подсказывают такой ответ. Мне не раз приходилось выслушивать рассказы о том, как мать мечтала о дочери, иногда даже была уверена, что ребенок, которого она вынашивает – девочка, а вместо нее на свет появлялся мальчик. Мы уже знаем, что материнские ожидания, то есть исходящие от нее концентрированные психологические импульсы, обладают способностью влиять на личность и судьбу ребенка; теперь психоэндокринология все ближе подходит и к распознаванию материальных агентов этого влияния – сложных гормональных соединений. Но к этому органическому воздействию нередко добавляется и чисто внешнее, воспитательное. Женщина бывает не в силах окончательно распрощаться с дорогими ей фантазиями, в которых рядом с ней была очаровательная маленькая девочка. Не отдавая себе в этом отчета, она затевает странную игру – в «как-будто». Сын становится особенно мил ее сердцу, когда его можно принять за девочку, а когда он ведет себя, как мальчишка, смотреть на это ей совсем не нравится. Ему отпускают длинные волосы, покупают костюмы, дающие простор воображению. Ловя восхищенные взгляды, которые мать бросает на девочек, сын интуитивно учится им подражать и получает за свои успехи награду в виде дополнительных доз материнской ласки… Мы получаем, таким образом, целую систему превращения мальчика в девочку, и в отдельных случаях она, безусловно, срабатывает. Но считать такое объяснение универсальным ни в коем случае нельзя. Далеко не все мужчины, испытавшие в детстве дезориентирующее влияние, вырастают транссексуалами. И далеко не все настоящие транссексуалы проходят через эту утонченную психологическую обработку.

Перечитывая работы, опубликованные 50, 40, даже 30 лет назад, я вижу, что не только научные представления меняются, обогащаясь новыми открытиями, но и само явление не стоит на месте. В ранних исследованиях мужчины-женщины предстают как существа по преимуществу слабые. Они плохо переносят психические перегрузки, что делает их по-особому нетерпеливыми и капризными, и даже в их внешности объективный взгляд находит мало мужского. Низкий рост, недостаточный вес, мышечная слабость – неоткуда, при всем желании, взяться силе. Но в следующих поколениях этот феминоподобный конституциональный тип оказался потеснен. На прием ко мне являются настоящие атлеты с бычьей шеей и 44-м размером обуви, чьи голосовые связки категорически отказываются перестраиваться с рокочущего баса на серебристый фальцет. Их кокетливые ужимки, утрированная пластика выглядят каким-то зловещим гротеском. Так и ждешь, что этот верзила сейчас расхохочется и прекратит дурной розыгрыш. Но нет, он тоже твердит о своей женской душе, тоже требует немедленной операции…

Посеешь характер – пожнешь судьбу

Насколько очевидны отличия транссексуалов от людей, не страдающих нарушениями психосексуальной сферы, настолько же зыбкими и неопределенными кажутся порой границы, которые отделяют эту разновидность третьего пола от прочих.

Транссексуалы переодеваются в одежду противоположного пола – и то же самое делают трансвеститы. И это не только внешнее тождество. И для тех, и для других в этом заключен глубочайший внутренний символ, утоление сокровенного желания, порожденного всеобъемлющей дисгармонией личности. В совершении этого действия, в эмоциональном переживании полученного эффекта достигается иллюзия обретения психического равновесия, восстановления целостности духовного мира.

Это – общее. Но есть и существенные различия. Транссексуалы настаивают на том, что этот присвоенный ими внешний облик целиком соответствует их душевной сути. Трансвеститы скорее играют роль. С огромной самоотдачей, со всеми психологическими атрибутами полного перевоплощения – но именно актерского. Эмоциональный накал, сопровождающий метаморфозу, очень высок, и все же остается островок трезвого самоконтроля, осознания своего «Я». Каким бы фантазиям ни предавался трансвестит, идея анатомической трансформации ему глубоко чужда. Ужасает сама мысль о том, что реально стоит за этим, – то есть о кастрации.