Каковы же итоги, с какими настроениями мы готовимся вступить в XXI век?
Какого-то единого мощного порыва, подобного оставшемуся в истории стремлению к эмансипации, мы, пожалуй, не наблюдаем. Пафос борьбы, преодоления ослаб. Желания и мечты как бы расслоились – пол перестал быть главным консолидирующим фактором. Женскую тему, если судить хотя бы по художественной и научной литературе, ведет многоголосый хор с достаточно обособленными отдельными партиями. Я бы не взялся предрекать, какая из них станет в дальнейшем основной, вбирающей в себя все прочие – или в этой сфере, как и во многих других, утвердился принцип широкой вариативности, многообразия.
Если же суждено все-таки нашему миру пережить еще одну вспышку острого конфликта между полами, то перспективным в этом смысле может оказаться настроение женщин, причастных к политике, где они пока что остаются хоть и не угнетенным, но, по численности и степени влияния на ход принятия решения, явно слабым меньшинством.
Принцип равноправия полов предполагает, что и при занятии выборных должностей, и при назначении на высокие посты в государственных и частнопредпринимательских структурах аспект половой принадлежности должен сниматься. В конкуренцию вступают интеллекты, деловые качества, репутации. Кто по всем этим признакам больше соответствует предстоящей деятельности, тот и получает право ею заниматься, а мужчина это или женщина – никакой роли не играет.
Сейчас все чаще эта логика отвергается как насквозь фальшивая. Нет никакой свободной конкуренции! Сами представления о деловых качествах, об индивидуальных предпосылках для занятий крупномасштабной деятельностью сложились в эпоху мужского доминирования и потому возводят в эталон мужские характеристики в мышлении, в реагировании, в способах решения проблем. Да и кто выступает в роли арбитров, кто из двух претендентов определяет победителя и вручает ему приз? Опять же мужчины! Или женщины (например, избирательницы), находящиеся под гипнозом мужских взглядов на мир, мужских предпочтений и оттого не верящих в собственную силу.
Гражданское, юридическое, экономическое, какое угодно другое равноправие лишь подорвало абсолютный мужской диктат, сделало ситуацию более терпимой, но все равно за мужчиной сохраняются позиции старшего партнера, владельца контрольного пакета акций. Именно поэтому мир остается таким неуютным. Продолжаются войны (мужчинам свойственно делать ставки на силу, на грубый нахрап при разрешении сложных, запутанных противоречий). Процветание даже в экономически развитых странах обрывается на каких-то социальных слоях, дальше следуют обойденные цивилизацией низы с нищетой, невежеством, неустроенностью (мужчины черствы, им не хватает чуткости и добросердечности). Стабильное развитие сплошь и рядом прерывают кризисы, отбрасывающие общество назад (мужчины чрезмерно рационалистичны, у них слабо развита интуиция)…
Из сказанного должен быть сделан вывод. Иногда он остается в границах умеренности – как призыв к фактическому равенству полов в управлении обществом, в определении государственной политики. Если в ходе свободных выборов в представительный орган власти, например, в нашу молодую Государственную Думу, женщины оказываются в меньшинстве, значит, надо изменить порядок выборов, ввести квоты или особые правила голосования, чтобы на депутатских местах сохранялись те же пропорции, какие существуют в населении страны (женщин – чуть больше половины). Хорошо помню, как настаивали на этом проигравшие кандидатки после выборов 1995 года.
Но сама их аргументация подталкивает к тому, чтобы перешагнуть черту умеренности… Кто лучше распорядится общественными ресурсами, как не женщина, которая в своих домашних делах умеет быть гением бережливости и распорядительности, всегда придумает, из чего сварить обед, да еще оставит запас на завтра? Кто лучше справится в ролью защитника социально слабых слоев, как опять же не женщина с ее материнской заботливостью? А уж диалог между конфликтующими общественными силами и погрязшими в спорах государствами сам Бог велел поручить женщинам, с их прирожденной дипломатичностью и особой, интуитивной проницательностью… Следовательно, эпоха доминирования мужчин должна смениться вовсе не эпохой паритета. Защитой человечества от прогрессирующих бедствий станет новое разделение на сильный и слабый пол, только сила теперь станет преимуществом женщин.
Нетрудно заметить, что и здесь, как мы это видели уже неоднократно, логика рассуждения апеллирует к природе. Женщина – знак равенства – мать. Она дарит жизнь – и это делает ее самой надежной защитницей жизни. Ее можно переодевать в любые костюмы, нагружать любыми занятиями, но материнство – это единственное, что всегда останется устойчивым и неизменным. Тем камертоном, которого не посмеют ослушаться внутренние силы, формирующие женский тип.
Но не поддаемся ли мы тут чрезмерно волшебной магии этих слов – природа, биология? Природа всесильна, но она слепа. Один и тот же биологический механизм может служить и упрочению, и разрушению жизни. Мы только что видели это на примере описанного И. И. Шмальгаузеном механизма обратной связи между фундаментальными и производными компонентами пола. Из того, что без материнских проявлений само продолжение человеческого рода становится невозможным, вовсе не следует, что сами эти проявления не могут быть изменены до полной неузнаваемости…
Над всеми нашими представлениями, связанными с женским полом, доминирует неувядаемый образ мадонны с младенцем на руках. Созерцаем ли мы бессмертные полотна, читаем ли их описания или талантливо исполненные фантазии на эту тему, нас не покидает ощущение, что тут сказано что-то самое важное, высшая правда о нас самих и о нашей жизни.
Но сейчас я хочу отвлечься от сакральной сути этого образа и попытаться расшифровать его символику под иным углом зрения. Само движение рук женщины, прижимающей к себе тельце ребенка, ее поза, ее взгляд как бы воспроизводят их взаимное положение в совсем еще недавнюю пору беременности, когда ребенок, на той стадии – плод, был в точном физическом смысле частью ее самой. Теперь он автономен, его сердце бьется в собственном ритме, его мозг накапливает и перерабатывает собственные впечатления. Он уже не принадлежит матери в том всеобъемлющем значении, как это было перед рождением. Но о матери – всмотритесь в полотна Рафаэля, Леонардо, в иконы Рублева – справедливо сказать, что она по-прежнему принадлежит ему.
Ну, а где же отец (еще раз, во избежангие недоразумения, повторю, что полностью отвлекаюсь от связи образа со Священным Писанием)? Ему нет места на этой картине. Матери и младенцу, поглощенным друг другом, не до него – настолько совершенна и самодостаточна их гармония. Но где-то за пределами явленной на полотне сцены он, бесспорно, должен существовать. Без него – если бы где-то там, в проищнорированных нами сейчас сферах жизни он не трудился, заботясь о пропитании своего семейства, не напрягал силы, чтобы предусмотреть и предотвратить грозящие жене и ребенку опасности, – не могла бы установиться эта тихая, дышащая миром, покоем и материнской сосредоточенностью аура.
Сильнейший эмоциональный отклик, вызываемый в нас этим образом, говорит о том, что связь времен еще не распалась. В бессознательной сфере мы храним бесценный строительный материал для множества согревающих душу, глубоко личных ассоциаций. Но сколько редакторских поправок пришлось бы нам ввести в классический сюжет, если бы мы задались целью его осовременить – в строгом соответствии с реалиями сегодняшнего дня! Сразу изменилась бы вся диспозиция. В нее пришлось бы вводить отца, который немедленно образовал бы еще один центр живописного повествования, конкурирующий с чарующим дуэтом мать – ребенок. Иной оказалась бы и роль фона – недостаточно было бы просто его наметить, там нужно было бы обозначить точки притяжения, отвлекающие женщину от безмолвного диалога с младенцем…
Есть и еще одна деталь, о которой, боюсь, не все вспомнят без подсказки. На большинстве полотен – изображен момент, либо предшествующий кормлению грудью, либо сразу за ним следующий. В прошлом, я думаю, это угадывалось как само собой разумеющееся. Мы же все чаще стали забывать об этой важнейшей и биологически, и психологически опоре материнства, составляющей одно из величайших его таинств. Что появляется в душе женщины, что появляется в душе ребенка благодаря этим бесконечным, в сумме, часам, проведенным наедине? Чего лишаются они оба, когда питание ребенок получает из пестрой коробочки, через силиконовую соску, даже если ей гарантирована экологическая безопасность?