— Успокойтесь, все равно с ними вам не справиться, как Дону Кихоту с ветряными мельницами, и изменить уже ничего нельзя, за исключением… надеюсь, вы поняли, какой выбор вам предстоит сейчас сделать. Попробуйте сформулировать это самостоятельно, напрягите ваш интеллект, — гипнотически глядя на него, сказал Фролов таким же тоном, каким, казалось, еще совсем недавно говорил на совещаниях, ожидая от подчиненных кратких сообщений и аналитических сводок о проделанной работе.
«Я не желаю быть подопытным кроликом! Будьте вы все прокляты, уроды!», злобная пульсирующая мысль охватила сознание, но, оставшись невысказанной, сменилась здравомыслием привыкшего к трезвой оценке обстановки научного сотрудника.
— Наверное, я должен либо снять этот скафандр и разделиться на разум, который родится и будет жить там, — он указал пальцем вверх, — и тело, которое умрет или мутирует… либо стать таким же, как вы. Кстати, можно спросить, почему вы остались? — ответил Виктор с той же смесью почтительности, официальности и смелости, с которыми отвечал на вопросы о результатах исследований и ходе подготовительных работ.
Георгий Алексеевич поднялся с кресла и с грустью посмотрел в окно. Виктору показалось, что шеф с трудом сдерживает слезы, и, услышав его надтреснутый голос — уже не столько всемирно известного и уверенного в себе ученого, сколько отягощенного грузом жизненных проблем пожилого человека, понял, что не ошибся:
— Ты молодец, всё правильно понимаешь, не зря я тебе самые ответственные задания поручал…Моих родителей нет в живых уже очень давно… жена умерла от рака, а сын погиб в аварии за три года до этого. Их матриц там нет, они будут восстановлены особым образом по другому каналу… мы всегда называли это лженаукой, колдовством, магией и не хотели в это верить, а мне теперь придется… И высшей наукой в чистом виде смогу теперь заниматься, без всех этих бесконечных бюрократических заявок и отчетов… Хотя не такая уж она и чистая, скорее грязная эта наука, но все равно — такова моя судьба… А у тебя все живы были, так что тебе решать. Только если улетишь, то всё, о чем мы говорили, будет стерто из твоей памяти, как и многое другое.
— А что останется-то? Что вообще мы будем там помнить о своем прошлом? — с недоумением спросил Виктор.
— Да ничего. Историю изучать в школе будете. О династиях персеанских императоров, мировых войнах, последняя из которых закончилась сто двадцать местных лет назад, президентах и техническом прогрессе. У некоторых, правда, остаточные воспоминания сохранятся, и они будут мистические легенды рассказывать о том, что вы пришли со звезд, но никто их особо слушать не будет, — пробурчал Георгий Алексеевич с выражением профессора, объясняющего пятикласснику задачу по алгебре.
— На как же… ведь это же… — начал Виктор, не в силах закончить мысль.
— Да — вечный круг это. Я теперь на него со стороны смотрю, с другого круга, только большего диаметра, а ты решай сам. Только учти — есть еще один фактор, который тебя удержать может. Что это такое — говорить не буду, сейчас сам узнаешь, так что с учетом этого шансы твои примерно шестьдесят на сорок, в смысле сорок процентов, что здесь останешься… И еще — спасибо тебе за всё. Прости меня, старика, — с этими словами Фролов протянул Виктору руку и долго сжимал его перчатку из резино-полиуретано-композитного материала, прежде чем отрезал:
— Ну всё, снимай свою изоляцию. Финита ля…
Приятная прохлада…
Облегчение от немного ослабевшего зуда…
Головокружение…
Новые, ни на что не похожие ощущения… Тело как будто становится чужим и отказывается повиноваться разуму, который…
… стремится лететь… туда… очень быстро и далеко… быстрее света…
Всё вокруг затуманивается и скрывается в серой полутьме, из которой выступают…
… Надежда, Андрей и Катя… они зовут к себе, как хочется их обнять, но почему они такие…
… странные…
…дикие?…
… да, дикие… почему у них клыки, перепончатые крылья и горящие красные глаза, в которых нет ничего человеческого?
… и другие, в истлевших лохмотьях, с обрывками гниющего мяса на выступающих костях… они поднимаются и шепчут что-то разумное… зовут по имени… рассказывают седые легенды…они хотят жить… снова… и просят…
Чем я могу быть вам полезен?
Чем? Я? Могу? Быть? Вам? Полезен?
Ведь я не знаю никаких ритуалов, раньше их знали шаманы и колдуны, а теперь знают только те, кто сверху, в серебристых дисках…