«…Нефтяная и газовая промышленность, контролируемая несколькими гигантскими компаниями, продолжает инвестировать в свои собственные экспортные мощности, в то время как многие элементы базовой инфраструктуры ( такие, как электросети) разрушаются до такой степени, что уже не поддаются ремонту. Транспортные системы, включая железные дороги, больше не могут сохранять эффективное взаимодействие. С точки зрения расстояний Россия не становится больше, но она становится как бы непроницаемой, в нее невозможно проникнуть. Районом, который фактически отсоединяется от всей остальной страны и одновременно разрушается, выступает Дальний Восток…»
Как видите, в экономическом плане нынешняя Россия погружается в разобщенность и раздробленность, все больше напоминая лоскутную картину феодальных княжеств накануне монгольского завоевания в XIII веке. Все это усугубляется демографическим фактором: вымирают люди, которые жили в Советском Союзе и которые еще помнят времена, когда страна была единой, когда по ней каждый советский гражданин мог ездить на свою зарплату из конца в конец. Идет новая молодежь, которая выросла совсем в иных условиях. Она не может перемешаться по стране – потому что нет ни денег, ни работы. Она вынуждена вариться в местных «котлах», ее кругозор не простирается дальше Татарстана, например, или Красноярска. Для нее чужбиной выглядят уже не только Украина с Белоруссией, но и Москва, и Питер, и Самара. А это значит, что раскол Росфедерации происходит уже на психологическом уровне. Новые поколения не имеют чувства единой страны!
Запасы терпимости и прочности в обществе трехцветной иссякают совершено так же, как разваливаются основные фонды и инфраструктура, созданные по технологиям 1960-70-х годов, которые сейчас подходят к концу своего жизненного цикла.
«…Советские, и более древние, традиции покорности и напряженной работы не заменяются демократическими ценностями и предпринимательскими усилиями. Они заменяются цинизмом, пассивностью и коррупцией. Путин может воспользоваться ностальгическим стремлением к порядку и верой в доброго царя. Но эта фальсификация обрекает его правление на неизбежное горькое разочарование. Чечня, как дополнительный разлагающий элемент, постепенно распространяет разрушительную культуру насилия, а больное общество становится подверженным цепи конфликтов», – пророчит автор зловещего доклада.
В эти процессы разломов и распада неизбежно втянутся и вооруженные силы несчастной РФ. Путин не в силах реформировать армию. А это значит, что где-то после 2015-го «…несколько критических элементов военной инфраструктуры, вполне возможно, деградируют за пределы уровня приемлемого риска. …Такие сильно зависящие от инфраструктуры виды Вооруженных сил, как авиация дальнего действия и океанский флот, могут потерять большую часть своей боеспособности и сохранить только символическую роль…В целом военная инфраструктура будет вызывать серьезные риски технологических инцидентов и даже катастроф, которые могут вызвать серьезные политические конфликты…»
Даже при самых лучших намерениях перевода Вооруженных сил на профессиональную основу, они, скорее всего, будут продолжать оставаться зависимыми от призыва, и это будет иметь серьезные общественные последствия. Одним из них является то, что значительная пропорция молодых мужчин и мужчин средних лет будут иметь базовую военную подготовку. Примерно 2500000 ветеранов, включая значительное большинство армейских офицеров, к 2015 году окажутся с опытом непосредственного участия в боевых действиях. Иными словами, в распадающейся РФ будет около двух с половиной миллионов человек, привычных к войне, крови и насилию.
Вооруженные силы не смогут улучшить своего внутреннего единства и будут подвержены опасности спонтанной утраты контроля. Еще одной чертой является то, что система призыва, организуемая на местах, укрепит тенденцию криминализации армии. Эта тенденция накладывается на процесс раскола страны в экономическом, транспортном, психологическом, политическом и национальном плане. И тогда эти два с половиной миллиона людей с опытом боевых действий могут стать солдатами новой Гражданской войны, пополнив собой армии сепаратистских вождей.
«Ключевым фактором здесь будет интерес региональных элит в "одомашнивании" и даже "приватизации" военных частей, расположенных в соответствующих районах. Для военных опора на местные источники снабжения может стать одной из возможных стратегий выживания, которая также предоставляет им возможность приобрести образ полезного инструмента в региональной политике…»
Таким образом, войны внутри деградирующей РФ – это возможная реальность. И они могут выплескиваться наружу. По мнению Баева, здесь многое решает география. Расстояние от Москвы ничего не определяет – здесь более важна плотность транспортной сети. С этой точки зрения, Мурманская область находится так же далеко, как и Приморье, а Калининград ненамного легче держать под контролем, нежели Сахалин. Федеральные власти могут не особенно стремиться перемещать на большие расстояния дивизии из мощного Московского военного округа, поскольку их основной задачей является обеспечение стабильности в центре. Но, увы, региональные конфликты будущего грозят выплескиваться за пределы границы и пересекаться с возможными нестабильностями в соседних государствах.
Где в нынешней России больше всего нестабильности и крови? На юге. И к югу же от РФ лежат очаги войн в других государствах. И тут аналитик рисует нечто романа-триллера.
…Сталкиваясь с насилием на соседних территориях, Ставропольский и Краснодарский края могут вступить в тесный стратегический союз, поддержанный Ростовской, Волгоградской и Астраханской областями. Недавно созданные структуры Южного федерального округа используются для сцепления "Союза пяти регионов" и превращения его в единое политическое формирование, которое не только сможет "торговаться" с Москвой, но и проводить собственную политику. Вместо "приватизации" частей Северо-Кавказского военного округа члены Союза ставят их под общий контроль, получая армию численностью до 100 тысяч солдат, поддержанных полувоенными формированиями казаков. Основной стратегической целью Южного становится укрепление и защита южных рубежей "истинной" России. Это оправдывается агрессивной националистической идеологией защиты России от "кавказцев".
Полностью отрезав Калмыкию и Дагестан, альянс заключает военно-политический союз с Северной Осетией, который выступает плацдармом в отношении неспокойных горцев и мостом на южный Кавказ. Краснодарский край, поглотив Адыгею, может также предоставить военную помощь Абхазии, чтобы попытаться сохранить Грузию в ослабленном и расколотом состоянии. В случае крупных волнений на Украине Союз, возможно, направит "добровольцев" через Керченский пролив в Крым, превращая полуостров в еще одно квази-государство со значительным военным потенциалом, но разрушенной экономикой.
Южные российские регионы, контролирующие основной нефтепровод Тенгиз-Новороссийск, а также нефтяные терминалы этого порта и, возможно, газопровод в Турцию, могут войти во вкус "Большой игры" вокруг Каспийского моря. Их замыслы может простираться до пределов, угрожающих нефтепроводу Баку-Джейхан. Даже если бы Грузия и Азербайджан смогли создать контральянс с участием некоторых квази-государств Северного Кавказа и получить какую-то поддержку Турции, их военные возможности вряд ли будут сопоставимыми с силой Южного Союза.
Весь Кавказский регион тогда превратится в театр пересекающихся конфликтов низкой интенсивности, где столкнутся нерегулярные формирования, управляемые мощной военной структурой с Севера…
Но не только Юг может заполыхать пожаром войны. Не менее опасен и север РФ.
Дело в том, читатель, что страны «Золотого миллиарда» преследует тяжелый кошмар – утрата слабеющей РФ контроля над собственным ядерным оружием. Если раньше они боялись вооруженного до зубов Советского Союза и атомной войны, то теперь – хаоса на нашей территории. Например, американский политолог Майкл Мандельбаум считает: «Запад в настоящее время подвергается угрозам слабостью России, как в свое время ее силой, но, возможно, эта угроза еще страшнее». Политолог и дипломат Томас Грэхем, долго работавший в Москве, дополняет своего коллегу: «Прежнее поколение американцев было обеспокоено громадным военным потенциалом СССР, помноженным на его враждебные намерения. Нынешнее же больше встревожено риском «взбесившейся боеголовки», развалом способности России обеспечить безопасность оружия массового поражения… Прежнее поколение волновал экономический потенциал СССР и как производное – его военная мощь. Нынешнее озабочено тем, что упадок России может достичь таких пределов, что превратит Россию в объект конкуренции более передовых с точки зрения экономики держав…»
Мы отметим прогрессирование «ядерного синдрома» – теперь в виде ужаса перед мятежами на ядерных базах РФ. Кольский полуостров, считает Баев, остается одним из наиболее милитаризованных регионов мира с самой мощной концентрацией ядерного оружия, реакторов и материалов. Но Ленинградский военный округ больше не рассматривается как "прифронтовой". Многие армейские части этого округа подвергнутся расформированию или сокращению. Единственной полнокровной частью останется 76-я Псковская дивизия ВДВ, расположенная в 1300 км от Мурманска. Что касается Северного флота, в течение 1990-х годов его положение продолжало ухудшаться до уровня, угрожающего серьезными потрясениями. И дело даже не в том, что боевые суда содержатся исключительно плохо (нормального технического обеспечения крупных судов фактически никогда и не существовало). Вся тыловая инфраструктура находится в состоянии распада. И даже слабые попытки увеличить финансирование или завершить строительство нескольких боевых кораблей не повернут вспять тенденцию к распаду флота.
В тоже время, потребности "большой стратегии" и престижные соображения будут подталкивать Северный флот к тому, чтобы при скудном финансировании сохранить в строю несколько атомных подводных лодок и несколько крупных надводных кораблей, даже если они небоеготовы. Одним из последствий этого станет высокий риск технологических катастроф. Еще одним последствием недофинансирования, нехватки личного состава и их слабой подготовки в ВМФ неизбежно будет не только различные "человеческие ошибки" (которые усугубляют технологические катастрофы), а также падение дисциплины, неподчинение старшим начальникам и даже мятежи.
«У русского флота – богатая история мятежей в начале ХХ века как на боевых судах ("Потемкин", "Очаков", Память Азова"), так и на военно-морских базах (Свеаборг, Кронштадт), вызванных, прежде всего, ухудшением социальных условий и унизительным поражением в войне против Японии. В настоящее время мятеж может быть вызван технологической катастрофой, ведущий к панике и утрате контроля над положением. Мятеж способен быстро распространиться на несколько баз. Бригада морской пехоты Северного флота может отказаться воевать против восставших гарнизонов, а командование Ленинградского военного округа – оказаться не в состоянии найти надежные боевые части и доставить их в Мурманск по единственной железной дороге, которую легко перерезать или разрушить. Не имея какой либо организации или идеологии, мятежники вряд ли обеспечат даже какое-то подобие общественного порядка. Некоторые попытаются сбежать в Норвегию. Но наиболее твердолобые группы, захватив контроль над несколькимиединицами ядерного оружия, смогут шантажировать Москву и выдвигать широкий набор требований – от выкупа до отставки президента…" – пугает своих заказчиков из западной военной элиты товарищ Баев.
Не менее опасная ситуация, по его мнению, может сложиться на Дальнем Востоке РФ. Обширный и редконаселенный, он включает в себя полдюжины плохо связанных между собой регионов, у которых – множество общих "болезней", но очень низкое ощущение единства или общих интересов. Каждый регион сталкивается с промышленным спадом, деградацией городского хозяйства и отъездом населения. Каждый пытается привлечь внимание Москвы и иностранных инвесторов к своим природным ресурсам. Все это осложняется геоэкономическими сдвигами, вызванными старением транспортной инфраструктуры. С точки зрения потенциальных насильственных конфликтов, тремя самыми слабыми звеньями цепи по Баеву выступают Камчатка, Сахалин и Приморье.
Камчатка – очень милитаризированный регион — сталкивается с теми же проблемами развала инфраструктуры флота, что и Мурманская область. Но она даже еще более уязвима с точки зрения поставок энергии и отсутствия соседей типа Финляндии и Норвегии, которые могли бы присматривать за ее состоянием. К 2010-2015 году, даже если все стратегические подводные лодки переведут на Северный флот, регион не станет полностью безъядерным, но будет еще более заброшенным.
Объектом вспыхнувшего мятежа могут быть ядерные установки, захват которых может гарантировать, что Москва не применит насилия против мятежников, и что их действия привлекут немедленное международное внимание. Петропавловск-Камчатский (где живет около половины населения области) может быть охвачен мятежом, вызванным какой-либо катастрофой. Мятеж, возможно, поощрит местное руководство, для которого может быть привлекательной идея "свободной Камчатки". Северная часть региона – Корякский округ, того и гляди, попробует отколоться, как он пытался сделать в 1991 году, и политически дистанцироваться от конфликта.
Приморский край с середины 1990-х годов славится высоким уровнем политической напряженности: как внутренней, так и по отношению к Москве. Эта напряженность, по-видимому, сохранятся, поскольку мечты о быстром экономическом развитии, стимулируемым открытием "восточных ворот в Россию", вряд ли материализуются. В этой постоянно напряженной обстановке какая-либо политическая группировка может найти общественную поддержку для идеи воссоздания Дальневосточной республики (недолго существовавшей в начале 1920-х годов). Это может сочетаться с националистическими лозунгами, направленными прежде всего против нелегального притока китайцев. Если политические конфликты в регионе приобретут насильственный характер (в том числе и против китайцев), то Китай может вмешаться…
А что же нам пророчат на Западном направлении? Хотя Баев и не ждет конфликтов между западными областями самой РФ или их войны с Москвой, все это с лихвой перекрывается опасностью потрясений на Украине и в Белоруссии.
Эти две новых страны в 1990-х годах двигались по примечательно различным траекториям. Белоруссия, по словам прозападного аналитика, выбрала самоизоляцию воссоединения с Россией, в то время, как Украина предпочла культивировать связи с Европой и США. В настоящее время обе они выказывают потенциал серьезных внутренних конфликтов, которые могут находиться в дремлющем состоянии, а затем внезапно вспыхнуть в результате некоего внешнего вмешательства. В обоих случаях Россия не сможет не вмешаться, но ее цели будут неизбежно смазаны в виду перекрещивающихся региональных интересов, националистических настроений, необходимостью восстановления порядка и сохранения отношений с Западом.
В Белоруссии основной причиной конфликта может быть внутренний распад полуавторитарного режима. (Извини, читатель – мы передаем слова прозападного аналитика). В то время, как оппозиционные группировки будут рассчитывать на поддержку Польши и Литвы (а это – страны НАТО), Москва может поддержать режим в Минске. Размещая войска (например для закрытия белорусских границ на Западе и на Севере) и полицейские силы (например, для подавления бунта в Минске), российское правительство может не только столкнуться с жесткой критикой и даже противодействием Запада, но и также сопротивлением его собственных регионов.
Еще одним проявлением кризиса может стать Калининград. Этот изолированный регион, возможно, захочет воспользоваться этими пертурбациями, чтобы отделиться от России, особенно с учетом того, что его экономика будет полностью переориентирована на Евросоюз, а его военное значение упадет до минимума.