Война была опасной еще и тем, что в ней царизму пришлось ставить под ружье уже не один миллион солдат, как в Крымскую войну, а многие миллионы. То есть, бросать на фронт огромную массу людей, приучая их к убийствам и насилиям. И эта масса состояла из тех, кто ненавидел собственное государство, помещиков и буржуа. Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять – чем может кончиться вооружение этих людей. Именно этого и боялся Столыпин.
Но Николай Второй этого не понял. Бросился воевать – и заплатил за эту ошибку самой дорогой ценой.
Сегодня модно говорить о тупости народных масс, которые пошли за большевиками и прочими революционерами. Хорошо нынешнему городскому обывателю судить своих предков, перекусывая ветчинкой в теплой квартире! А теперь представьте себя в шкуре одного из миллионов русских крестьян, которого призвали в армию, насильно одели в шинель и бросили воевать за непонятные ему цели. Он вот уже третий год сидит в холодном окопе, в грязи, во вшах. Немец молотит по русским позициям ураганом снарядов – а своя артиллерия молчит из-за «снарядного голода». Никто не говорит вчерашнему крестьянину, что на самом деле снарядов в стране полно, но царский режим почему-то не может наладить снабжение ими фронтовых частей. Крестьянин видит, как германские пушки превращают в кровавое месиво его товарищей. Он видит, как командиры бросают его в атаки на вражеские пулеметы. Он знает, что в русских частях не хватает даже винтовок – а из тыла привозят лишь иконы да патриотические открытки, на которых бравый русский Ваня щелчком ногтя расправляется с германцем в каске.
Смотрите: темная, мрачная злоба поднимается у крестьянина-солдата из самой глубины души. Он знает, что в любой момент его могут срезать пуля или осколок, что он завтра может повиснуть на проволочном заграждении с вываливающимся из вспоротого живота кишками. А еще война может отнять ноги или руку. И тогда ему, калеке, в деревне светит только одно: вечная нищета.
А тут еще из дому идут письма от жены. Мол, совсем дела плохи. Лошаденка сдохла, приходится на себе пахать. Хозяйство заваливается. Детишкам есть нечего. Государство налоги дерет. Хорошо еще, сосед Микола помогает. Злоба в душе солдата буквально вспухает. Он представляет, что этот Микола, не попавший на фронт, еще и заменяет его на супружеском ложе. И вот наш крестьянин готов надеть на штык собственных офицеров, расстрелять царя и ехать домой. И плевать на войну! Мир – любой ценой, пусть самый похабный и позорный – но мир!
Представьте себя на месте такого солдата – и вы поймете, почему миллионы людей в серых шинелях пошли за большевиками. Почему солдаты так жестоко били своих командиров, почему бесчинствовали в Петербурге в феврале 1917-го. Ведь Северная Пальмира и была для крестьянина с ружьем олицетворением ненавистного, чуждого, колонизаторского государства Романовых! Бей этих «благородиев», этих сытых чиновников и «антилигентов»! Они загнали нас на поля смерти, а сами в тылу шампанское с омарами трескают! На штык их! Их баб – завалить здесь же, задрать им подолы!
И миллионы людей пошли за революционерами. И не только за большевиками! Большевики как раз и не были самой сильной радикальной партией. Миллионы пошли из за анархистами, и за эсерами, и за народными социалистами, и еще Бог знает за кем.
Хиросима 1917 года рванула!
Памятуя, что часть наших читателей училась в школе уже при «демократах», кратко обрисуем ситуацию – иначе им будет непонятно.
Итак, в феврале (по старому календарному стилю) 1917-го расколотая изнутри, уставшая от империалистической войны Россия лопнула так называемой буржуазной революцией. В Питере начались немыслимые беспорядки. Царскую власть никто не стал защищать – и под давлением высшего генералитета и чиновничества слабый и всем надоевший Николай Второй отрекся от трона. В стране установилась буржуазно-демократическая республика во главе с временным правительством, в составе которого не было ни одного еврея или большевика. Вернее, временных правительств было три, сменявших друг друга за семь месяцев. (Временными правительства назывались потому, что должны были управлять до созыва Учредительного собрания, на котором и должен был решиться вопрос об окончательном политическом устройстве страны).