Все это творилось вполне осознанно и планомерно. Но зачем?
Наверное, разгадка имеет по крайне мере три аспекта. Во-первых, «новое искусство» выступает очень эффективным средством идентификации Минус-цивилизации, ее сплочения и противопоставления остальному человечеству.
Во-вторых, постмодернистское искусство проводит чёткую границу между поступательным развитием культуры и этапом упадка. Этот этап наступил бесповоротно. Стало быть, минус-«искусство» резко сузило роль культуры как сокровищницы, откуда можно черпать готовые методологии и технологии для применения в других областях жизни и деятельности. Это раньше культура была библиотекой форм творчества — а теперь нет. Тем самым, резко сужается способность человечества отвечать на вызовы истории.
В-третьих, постмодернизм стал лабораторией для отработки идей, образов, метафор и технологий, предназначенных для конвейерного производства массовой культуры. Вурдалаков и всяких извращенцев — на поток! Поп-культура превратилась в орудие подчинения деградирующих масс новым господам жизни, в инструмент управления толпами в подавляющем большинстве стран мира.
«Масскультура» стала сферой бурной деятельности метагрупп еще и потому, что именно она позволяет навязать населению, потребителям, инвесторам те представления и стереотипы, которые так нужны Минус-цивилизации для достижения ее целей. Масскульт как комплексная технология порабощения сознания порождён метагруппами. Масскульт навязывает подавляющему большинству землян ущербную психологию, построенную на ценностях и интересах, глубоко чуждых интересам человечества.
Наконец, существует ещё одна почти нигде не упоминаемая сфера деятельности метагрупп на социокультурном поле. Речь идёт о так называемом «нуар коммьюникейшнз» (noire communications) — чёрных коммуникациях.
Этот термин вы не найдёте ни в одном словаре или энциклопедии. Его не раскладывают по полочкам в статьях и монографиях. Тем не менее, он упоминается в выступлениях наиболее проницательных политических технологов, специалистов масс-медиа в числе самых эффективных методов воздействия на коллективное сознание. «Чёрные коммуникации» есть не что иное, как третий срез социально-культурной активности, наряду с «хай артом» и массовой культурой. Это — своего рода глобалистский термин эпохи постмодернизма, в нем смешиваются французское и английское слова. Это чётко не очерченное поле несловесных коммуникаций, своего рода «туннель эффектов». Это сфера коллективного бессознательного, сфера коммуникаций, где не нужны слова — они основаны на визуальных, звуковых и смысловых взаимодействиях. Своего рода коллективная экстрасенсорика, что ли. Именно с нею работали тоталитарные режимы, обеспечивая невиданное единение, воодушевление и взаимопонимание в своих обществах.
Пользуясь отлаженными и эффективными технологиями, метагруппы сделали особую ставку на noire communications, с успехом внедряя необходимые для них программы поведения и ценностные клише в коллективное сознание высшего уровня. Это своего рода нейролингвистическое программирование социальных групп и целых народов — в интересах Минус-цивилизации.
Зоны охоты
Таким образом, дорогой читатель, мы постарались показать, как и на каких полях орудуют метагруппы. Мы постарались хотя бы пунктирно показать, как наш враг оперирует в пространствах экономики, политики и культуры. Теперь сделаем следующий шаг и попытаемся схематично изучить ядро деятельности метагрупп, те сферы, где метагруппы добиваются своего тотального господства в современной цивилизации Заката.
Сердцевина мира метагруппы — виртуальные финансы. Чтобы понять это сложнейшее явление, попросим тебя, читатель, собраться и вместе с нами прочесть не самый простой текст российских философов-экономистов. Возможно, наиболее глубоких и проницательных продолжателей марксистской традиции — Бузгалина и Колганова:
«Виртуальный капитал — деньги конца ХХ — начала ХХI века — в отличие от эффективного капитала XIX века:
1) является глобальной виртуальной сетью, а не атомизированной совокупностью денежных единиц, регулируемой национальным государством, или совокупностью обособленных финансовых корпораций, единой во всех звеньях, стихийной и потому неподконтрольной национальным и наднациональным государственным структурам,
2) приватизирован ограниченным кругом частных лиц, но при этом им неподконтролен,
3) выполняет роль неоденег — универсального регулятора, всеобщего эквивалента, меры стоимости, средства совершения трансакций, сокровища и т.п. корпоративно-сетевого рынка, своего рода «сети сетей», что делает всю систему цен на товары, капиталы (в том числе инвестиции), на рабочую силу и т.п., трансакции сбережений зависимой от состояний этой суперсети,
4) обладает в силу перечисленных выше свойств качеством виртуального самовозрастания, накопления виртуальной и вероятностной ценности, выраженной, однако, в обычных деньгах — долларах или евро — ибо они тоже становятся виртуальными, лишь косвенно связанными с производством и накоплением прибавочной стоимости. Граница этой виртуального накопления, равно как и угроза его коллапса была в качестве гипотезы определена выше…
…При этом переход денег из виртуального бытия в реальное, выполнение ими своих функций связаны с тремя проблемами.
Во-первых, с огромным риском того, что генерируется система финансовых спекуляций (а это наиболее быстрорастущая сфера бизнеса).
Во-вторых, с их потенциальной неустойчивостью, ибо функционирование таких денег зависит от стихийного развития конъюнктуры мирового виртуального капитала. Спекулятивность виртуальных денег и крайняя неустойчивость финансовой сферы требуют гигантских трансакционных издержек (на содержание страховых институтов, охрану прав собственности и т.п., вплоть до защиты информации от хакерского посягательства).
В-третьих, такие деньги находятся в реальной зависимости от функционирования отдельных институтов глобального капитала. Последнее требует особого комментария.
Едва ли не впервые за предшествующие столетия эволюции капитала некоторый ограниченный круг крупнейших корпоративных структур (финансовые корпорации, центральные банки ряда государств, МВФ, МБ и некоторые другие переплетённые друг с другом системы) приобретают поистине фантастическую власть — власть, которая ранее была сконцентрирована лишь в объективном безличном феномене мировых денег.
Как таковые, виртуальные деньги и капитал:
1) создают возможность превращения сферы финансовых трансакций в особую, оторванную от производства и ускоренно разбухающую (вследствие как возможности получения спекулятивных прибылей, так и роста трансакционных издержек) сферу экономики,
2) являются адекватным механизмом и формой экспансии этой сферы,
3) создают угрозу (возможность) глобального финансового кризиса.
Учитывая, что неомаркетизация углубляет и глобальные проблемы человечества, а средством относительной стабилизации и регулирования этой системы является виртуальные деньги, несложно сделать вывод о том, что, вполне вероятно, в обозримом будущем кризис мировой финансовой системы может оказаться детонатором серии глобальных кризисов…» («Постиндустриальный мир и Россия» —, Москва, издательство УРСС, 2001 г., с. 143-147).
Продолжим цитирование Бузгалина и Колганова. Изучая виртуальный капитал, они делают основополагающий для понимания Античеловечества вывод о превратном секторе современной западной экономики.
«Этот сектор можно определить как социально-экономическое пространство, где воспроизводится в рассчитанном масштабе совокупность фиктивных стоимостных агрегатов (превращённых форм) и не создаются (как основной продукт его деятельности) ни материальные блага (блага, способствующие развитию личности), ни культурные ценности. С социально-экономической точки зрения превратный сектор есть сфера создания, потребления и превращения (трансакций), развёрнутая в глобальный виртуальный капитал. Историко-генетическая структура этого капитала даёт ключ и к сегодняшней структуре превратного сектора.