Конечно, в уже заточенной вертикали власти нет никаких проблем и с изменением Конституции. Но спрашивается: где учились все эти Козаки, Медведевы, Путины — выпускники юрфака Санкт-Петербургского университета, птенцы гнезда Собчакова? Или тогда уже работали «студентами прикрытия»?
В политическом отношении— разрушительным. Шаги по превращению Федерации в унитарное государство самоубийственны в многонациональной стране. Советский Союз начал свой путь к распаду, когда кремлевской бюрократии показалось, что уже «возникла новая историческая общность — советский народ». Вот и господам чекистам, видимо, показалось, что уже «возникла новая историческая общность — путинский народ». Вообще у президента Путина довольно странное, несколько пренебрежительное отношение к возглавляемой им стране — «И назвали ее мы Российской Федерацией». Действительно, а почему бы не назвать ее, например, Путинятия? Многие, если не все, путинские законодательные новации и его филологические изыски говорят, что психологически он полностью там, в золотом веке СССР. Так сладко было, закутавшись в теплую и мягкую шинель Феликса Дзержинского, попивать чудесное немецкое пиво в необременительной дрезденской резидентуре, ощущая себя важным и необходимым винтиком Великой Империи.
Сегодняшний Владимир Путин — это чекистский Акакий Акакиевич, у которого злые люди отняли шинель и усадили на трон в незнакомой и неуютной стране, почему-то названной Российская Федерация.
Четвертая мировая война и Россия
29 ноября 2004 года
Пятнадцать лет назад падением Берлинской стены завершилась Третья мировая холодная война. Геополитические итоги ее известны.
Ничто не предвещало новых глобальных тектонических сдвигов в начале 90-х. Да, чудовищная по своей жестокости гражданская война продолжалась в Югославии; где-то в центральной Африке около миллиона высоких стройных людей было вырезано их соседями, маленькими и коренастыми. Однако в целом процесс распада биполярной структуры мира казался управляемым. Наступала эра «конца истории» и «устойчивого глобального развития». Но постепенно из-под обломков биполярной системы стали выползать порожденные ею призраки, категорически несогласные на конец истории. Почти полвека сначала КГБ, а затем ЦРУ бережно вскармливали, обучали и вооружали, направляя друг против друга арабских и не только арабских боевиков, выступавших под различного рода радикальными исламистскими знаменами. Оставшиеся без миссии и без хозяев честолюбивые воины аллаха быстро наши себе новое и гораздо более амбициозное призвание.
Они оказались в нужном месте в нужный час. Мусульманский мир, и прежде всего страны Ближнего Востока, переживали тяжелый цивилизационный кризис. Демографический взрыв, массовая безработица молодежи, абсолютная коррумпированность и неэффективность правящих режимов — все ингредиенты социального взрыва и исламской революции были налицо. Отказ элит, купающихся в нефтедолларах, лишиться хотя бы части своих сверхдоходов, изменить архаичную социальную структуру общества и повести свои страны по тернистому пути модернизации оставлял им только один путь — канализации агрессивной энергии исламских радикалов против «внешнего врага» — Запада, и прежде всего США.
Тем более что сами элиты при всей своем неравнодушии к потребительским благам западной цивилизации так же страстно ненавидели Запад, как и радикалы, большей частью вышедшие из тех же привилегированных семей.
Вообще, антиамериканизм во всем мире — это вовсе не социальный бунт обездоленных, это, если хотите, метафизический бунт очень даже привилегированных, но глубоко уязвленных и страдающих от самоощущения вторичности и тем самым ущербности своего статуса. (В той же России антизападные и антиамериканские комплексы и страсти бушуют наиболее грозно как раз в тех верхних разреженных слоях «элиты», в которых принято посылать жен рожать в американские клиники, а детей — обучаться в американские университеты.)
Так или иначе, единодушная ненависть элит к Западу, и прежде всего к США, благодаря достижениям западных технологий через все электронные СМИ транслировалась мусульманской улице. В результате бойцы джихада были сильны и «мнением народным», и избытком рекрутов из самых разных слоев общества — от миллионеров до нищих, и эффективностью своей горизонтальной сетевой структуры, независимые ячейки которой возникали в самых разных уголках мира и наносили болезненные удары по американским интересам. Однако до 11 сентября 2001 года их все еще не принимали всерьез.
11 сентября обозначило определенный рубеж, после которого действительно можно говорить о четвертой мировой войне, объявленной радикальными исламистами Западу. Именно радикальными исламистами, а не неким безликим «международным терроризмом».
«Международный терроризм» — термин бессмысленный, так как терроризм — это не какое-то политическое движение, а один из методов ведения военных действий, в той или иной степени используемый в любом военном конфликте. Очень широко используют, например, террористов-самоубийц тамильские тигры в своей борьбе против центрального правительства Шри-Ланки. Но ясно же, что никто из тех, кто говорит о «международном терроризме», не имеет в виду тамильских тигров или сикхов, например. Поэтому давайте называть вещи своими именами и говорить о разветвленной горизонтальной сетевой структуре радикального ислама («Аль-Каида» — это лишь одна из ее ячеек), объявившего войну Западу и использующего в качестве основного средства ведения войны террор, т. е. сознательное массовое убийство мирных жителей. Сетевая структура объединяет некой общей идеологией группы, которые могут независимо возникать в различных регионах, эксплуатируя локальные проблемы и конфликты. Вместо разгромленных ячеек появляются новые, тем более что недостатка в молодых энтузиастах, так же как и в финансовых ресурсах, движение не испытывает. Весь мир видел на телевизионных экранах ликующие толпы на арабской улице, празднующие смерть тысяч американцев 11 сентября.
Все эти обстоятельства делают вызов, брошенный радикальным исламом Западу, чрезвычайно серьезным и опасным. Тем более что по своим целям и идеологическим установкам этот вызов носит тотальный характер. Традиционный терроризм был и остается «прикладным» ремеслом. Субъекты, использовавшие его, добивались конкретно очерченных практических целей — независимости какой-то территории, освобождения каких-то преступников, выкупа и т. д.
Терроризм исламистов — это метафизический терроризм, добивающийся Абсолюта, уничтожения безбожного Запада, установления Царства Божьего на земле в форме Всемирного Халифата. Цели абсурдные и нереальные, но пока привлекательные для тысяч, а, может быть, и миллионов готовых на все фанатиков. Не читки он требует от акторов мировой политики, а полной гибели всерьез.
А где же при всем этом Россия? Своей афганской авантюрой Россия (в ее советской ипостаси), казалась бы, сделала все, чтобы направить на себя растущую пассионарную энергию исламистских революционеров. Но удивительным образом пронесло. Аятолла Хомейни определил, правда, СССР как Сатану-2. Но то ли распад СССР снял с повестки дня исламистских радикалов проблему Сатаны-2, то ли каким-то звериным чутьем они чувствовали свою социальную близость к российской элите, которая в массе своей не менее страстно ненавидела сытый и преуспевающий Запад. Так или иначе, все 90-е годы нарастающие атаки исламистов были направлены в основном против Запада. Частично против Индии и Китая в силу локальных проблем, но ни в коем случае не против России. Ничего не изменила в этом раскладе и первая чеченская война. Это был классический конфликт центра с сепаратистами (каких около сотни в мире), не нагруженный никаким религиозно-идеологическим содержанием. Его официальное пиар-сопровождение шло под рубрикой «восстановление конституционного порядка».