Тем временем армия вздохнула с облегчением. Генерал Бломберг выразил благодарность и уверил Гитлера в полной преданности ему армии. Он поздравил Гитлера с принятием «военного решения» разделаться с «предателями и убийцами». Генерал фон Рейхенау скоро оправдал хладнокровное убийство одного из самых высокопоставленных и известных народу офицеров Курта фон Шлейхера в официальном сообщении, где говорилось, что он был замешан в заговоре с участием Рёма и зарубежных властей, направленного на разрушение государства, и что его застрелили при попытке оказать вооруженное сопротивление аресту. Он ничего не сказал о том, была ли в этом замешана его жена, которую также расстреляли. Чтобы отпраздновать это событие, офицеры откупорили бутылки шампанского. И молодые горячие головы, вроде лейтенанта Клауса фон Штауффенберга, который сравнил эти события со вскрытием нарыва, и старшие офицеры, такие как генерал-майор Эрвин фон Вицлебен, который рассказывал своим знакомым офицерам, что хотел бы быть там и видеть расстрел Рёма, — все они так радовались, что даже Бломберг нашел это неподобающим. Только один человек, отставной капитан, бывший высокопоставленный чиновник Имперской канцелярии Эрвин Планк, считал это ликование неуместным. «Если вы будете просто наблюдать, не пошевелив и пальцем, — говорил он генералу фон Фричу, — рано или поздно вас ждет такая же судьба»[58].
Репрессии и сопротивление
По мере того как развивались эти события, состояние президента Гинденбурга стабильно ухудшалось. Когда 1 августа Гитлер приехал к нему в Нойдек, глава государства и бывший военачальник Первой мировой войны по ошибке, которая ярко проиллюстрировала смещение равновесия во власти, происходившее между ними в последние четыре месяца, назвал его «Величество», очевидно, думая, что разговаривает с кайзером[59]. Учитывая его физические и умственные расстройства, врачи Гинденбурга сказали Гитлеру, что президент проживет еще только 24 часа. Прилетев обратно в Берлин, Гитлер тем же вечером собрал совещание кабинета. Не дожидаясь смерти престарелого президента, кабинет выпустил указ, который должен был вступить в силу после кончины Гинденбурга, о том, чтобы соединить две должности — президента и рейхсканцлера — и передать полномочия от первого к последнему. Гитлеру не пришлось долго ждать. В 9 утра 2 августа 1934 года президент наконец отошел в мир иной. Многие консервативные немцы считали, что это означает конец эпохи. Как писала в своем дневнике Луиза Золь-миц, «он был настоящим борцом и безупречным созданием и унес свою, нашу, эпоху с собой в могилу». Также он унес с собой свою должность. Гитлер объявил, что титул рейхспрезидента был неразрывно связан с именем великого покойного. Было бы неправильно снова его использовать. В будущем Гитлер станет известен как «фюрер и рейхсканцлер». С этой целью был издан закон, который был ратифицирован национальным плебисцитом, проведенным 19 августа[60].
После этого Гитлер стал во всех смыслах главой государства. Очень важно здесь было то, что вооруженные силы присягали именно главе государства. 2 августа 1934 года по всей Германии были созваны войска и их заставили дать новую присягу, составленную генералом фон Рейхенау без какого-либо согласования с самим Гитлером. Раньше военные присягали абстрактной Веймарской конституции и безымянной личности президента. Теперь же все было совсем по-другому: «Даю перед богом святую клятву, что буду беспрекословно подчиняться вождю немецкого рейха и народа Адольфу Гитлеру, Верховному главнокомандующему вооруженных сил, и как доблестный солдат всегда, в любое время готов рисковать своей жизнью ради этой клятвы»[61]. И это не было простой формальностью. Так, в немецкой армии присяга означала гораздо больше, чем ее аналоги где-либо еще. Ей посвящались специальные обучающие курсы, на которых особое внимание уделялось долгу и чести и приводились примеры того, что влечет за собой ее нарушение. Наверно, важнее всего было то, что присягали теперь в безусловном подчинении Гитлеру, независимо от того, соответствовали ли его приказы закону. В старой клятве, напротив, на первом месте стояла конституция и «постановления закона» немецкой нации[62].
58
Hohne, The Order, 113, 118 c цитированием «Der Spiegel», 15 мая 1957 г., стр. 29, и Bennecke, Die Reichswehr und der «Rohm-Putsch», 65, 87-8; Peter Hoffmann, Claus Schenk Graf von Stauffenberg und seine Bruder (Stuttgart, 1992), 132; Hermann Foertsch, Schuld und \ferhangnis: Die Fritsch-Krise im Frühjahr 1938 als Wendepunkt in der Geschichte der nationalsozialistischen Zeit (Stuttgart, 1951), 57-8.
59
Ferdinand Sauerbruch, Das war mein Leben (Bad Wbrishofen, 1951), 519-20; о датах визита см. в Kershaw, Hitler, I. 748, n. 144. В Papen, Memoirs, 334 это отрицается.
60
Tagebuch Luise Solmitz, 2 августа 1934 г.; Minuth (ed.), Akten der Reichskanzlei: Die Regierung Hitler, 1933 — 1934, II. I, 384-90. На самом деле Гитлер стал снова использовать титул «рейхспрезидент» при назначении Деница своим преемником в своем «Политическом завещании». Это демонстрировало его лицемерное отношение к «неразрывной» связи этого титула с Гинденбургом; в действительности титул «фюрер» был неразрывно связан с Гитлером и относился только к нему. См. Hans Buchheim, «The SS — Instrument of Domination», in Helmut Krausnick et al., Anatomy of the SS State (London, 1968 [1965]), 127-301, at 137.