Когда мы продолжили путь, Гитлер прочел нам лекцию о значении Национал-социалистической народной благотворительности (благотворительное общество, созданное при НСДАП в 1933 году. – Б. С.).
– Один этот мелкий инцидент доказывает, какую важную роль она играет, – сказал он, – необходимо увеличить размах ее деятельности.
Позднее в тот же день в Оберзальцберг прибыл рейхcминистр Ламмерс и за ужином рассказал нам о любопытном происшествии.
– По пути сюда, – сказал он, – я увидел человека, лежавшего без чувств посреди дороги. Я остановился, чтобы узнать, как ему можно помочь, и бедняга сказал, что голодает уже два дня. К счастью, у меня с собой было достаточно еды.
– А денег вы ему дали? – спросил Гитлер.
– О да, мой фюрер! Я дал ему двадцать марок.
Гитлер рассмеялся:
– Выходит, из нас двоих он вытянул семьдесят марок. Значит, он их заслужил! Интересно, кто попадется на удочку третьим».[48]
В «Моей борьбе» Гитлер утверждал «арийский приоритет» во всех основных сферах культуры:
«Вся человеческая культура, все достижения искусства, науки и техники, свидетелями которых мы являемся сегодня, почти исключительно – плоды творчества арийцев. Один лишь этот факт вполне обоснованно подтверждает вывод о том, что именно ариец – родоначальник высшего гуманизма, а следовательно, и прообраз всего того, что мы понимаем под словом “человек”. Он – Прометей человечества, со светлого чела которого во все времена слетали искры гениальности, всегда заново разжигающие огонь знаний, освещающий мглу мрачного невежества, что позволило человеку возвыситься над всеми другими существами Земли… Именно он заложил основы и воздвиг стены всех великих сооружений человеческой культуры».[49]
Парламентскую демократию Гитлер презирал и отвергал под тем предлогом, что «парламентарный принцип решения по большинству голосов уничтожает авторитет личности и ставит на ее место количество, заключенное в той или другой толпе. Этим самым парламентаризм грешит против основной идеи аристократизма в природе, причем, конечно, аристократизм вовсе не обязательно должен олицетворяться современной вырождающейся общественной верхушкой». К личностям же парламентариев, будь то германские, австрийские или какие-либо другие, будущий фюрер питал безграничное презрение: [50]
«Чем мельче этакий духовный карлик и политический торгаш, чем ясней ему самому его собственное убожество, тем больше он будет ценить ту систему, которая отнюдь не требует от него ни гениальности, ни силы великана, которая вообще ценит хитрость сельского старосты выше, чем мудрость Перикла. При этом такому типу ни капельки не приходится мучиться над вопросом об ответственности. Это тем меньше доставляет ему забот, что он заранее точно знает, что независимо от тех или других результатов его “государственной” пачкотни конец его карьеры будет один и тот же: в один прекрасный день он все равно должен будет уступить свое место такому же могущественному уму, как и он сам».[51]
Гитлер в своем презрении к демократии ссылался на фронтовой опыт: «Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом “да здравствует всеобщее тайное избирательное право” на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем “Германия превыше всего”».
Сущность «германской демократии», как считал Гитлер, заключалась в «свободном выборе вождя с обязанностью для последнего – взять на себя всю личную ответственность за свои действия. Тут нет места голосованию большинства по отдельным вопросам, тут надо наметить только одно лицо, которое потом отвечает за свои решения всем своим имуществом и жизнью».[52]
В Третьем рейхе был провозглашен приоритет в экономике производительного, «чистого» капитала, который, как утверждал Гитлер в «Моей борьбе», «является последним продуктом творческого труда», перед финансовым, «спекулятивным» или «ростовщическим» капиталом, снабженным уничтожающим эпитетом «еврейский». Вождь нацистов считал необходимым отстранить биржевой капитал от народного хозяйства и «начать борьбу против интернационализации германского хозяйства, не открывая одновременно борьбы против капитала вообще как фактора, необходимого для сохранения независимого народного хозяйства».[53]
48
Гофман Г. Гитлер был моим другом. Воспоминания личного фотографа фюрера. 1920–1945. М., 2007. [Электронная копия] С. 166–167.