— Да! Блицкриг на всех фронтах! Это для меня не соперник! Черт побери, я ведь все-таки чемпион, не так ли?
— Так, так… От всего сердца желаю тебе выиграть… Как там англичане?
— Отпусти мою руку, — сказала фрау Эльза.
— Я должен заканчивать, Конрад. Англичане, как всегда, попали в трудное положение.
— А как твоя статья? Надеюсь, что с ней все в порядке. Было бы идеально, если бы ты успел опубликовать ее до приезда Рекса Дугласа.
— Во всяком случае, она будет написана. Думаю, Рексу понравится.
Резким движением фрау Эльза освободила свою руку:
— Не будь ребенком, Удо. А если сейчас появится мой муж?
Я прикрыл рукой трубку, чтобы не услышал Конрад, и сказал:
— Твой муж лежит в постели. Подозреваю, что это его излюбленное место. Если его нет в постели, значит, он на пляже. Это еще одно его излюбленное место, особенно когда стемнеет. Не говоря уже о комнатах постояльцев. На самом деле твой муж ухитряется находиться сразу во всех местах; я бы не удивился, если бы он сейчас следил за нами, спрятавшись за спиной портье. Тот не слишком широкоплеч, но, по-моему, муж у тебя очень худой.
Она быстро взглянула в конец коридора. Портье ждал, прислонившись плечом к стене. В глазах фрау Эльзы блеснула надежда.
— Ты ненормальный, — сказала она, убедившись, что никого больше в той стороне нет. Я привлек ее к себе и поцеловал.
Не помню, как долго мы стояли и целовались, сначала яростно, неистово, потом с тихой нежностью. Знаю только, что могли бы продолжать и дальше, но тут я вспомнил, что Конрад все еще на проводе и время работает против его кошелька. Я поднес трубку к уху и услышал потрескивание и писк тысяч соединенных между собой линий. Потом возникла пустота. Конрад отключился.
— Он уже повесил трубку, — сообщил я и попытался затащить фрау Эльзу с собой в лифт.
— Нет, Удо, спокойной ночи, — с вымученной улыбкой отвергла она мои притязания.
Я стал упрашивать ее подняться ко мне, впрочем — без особой настойчивости. Жестом, значения которого я поначалу не понял, скупым и в то же время властным, фрау Эльза призвала на помощь портье, и он встал между нами. После этого, уже другим тоном, она снова пожелала мне спокойной ночи и скрылась… в направлении кухни!
— Что за женщина, — сказал я портье.
Он зашел за стойку и отыскал свой порножурнал в одном из ящиков стола. Я молча наблюдал, как он взял его в руки и уселся в кожаное кресло администратора. Облокотившись на стойку, я со вздохом спросил, много ли туристов осталось в «Дель-Map». Много, не глядя на меня, ответил он. Над шкафчиком с ключами висело большое овальное зеркало в массивной позолоченной раме, приобретенное, по-видимому, в антикварном магазине. В его верхней части отражались огни коридора, в нижней — затылок портье. И вдруг внутри меня все оборвалось: я обнаружил, что моего отражения в зеркале нет. Я испуганно сдвинулся влево вдоль стойки. Портье поднял на меня глаза и, поколебавшись, спросил, почему я говорю «такие вещи» фрау Эльзе.
— Не твоего ума дело, — огрызнулся я.
— Верно, — согласился он, — но только мне не нравится смотреть, как она страдает, ведь она так хорошо к нам относится.
— С чего ты взял, что она страдает? — спросил я, не переставая смещаться влево. Ладони у меня вспотели.
— Не знаю… Вы с ней так обращаетесь…
— Я очень люблю ее и уважаю, — заверил я его, а в это время моя физиономия начала появляться в зеркале, и хотя то, что открылось моему взору, имело довольно неприглядный вид (мятая одежда, воспаленные щеки, всклокоченные волосы), все-таки это был я, живой и осязаемый. Мысленно я отругал себя за то, что поддался глупому страху.
Портье, пожав плечами, собирался вновь углубиться в свой журнал. Я же почувствовал облегчение и страшную усталость.
— Это зеркало… Оно что, с секретом?
— Что?
— Зеркало… Когда я стоял прямо перед ним, оно меня не отражало. Только сейчас, сдвинувшись вбок, я могу себя в нем видеть. Зато ты, сидя под ним, прекрасно в нем отражаешься.
Портье, не вставая с кресла, вытянул шею и глянул на себя в зеркало. То, что он увидел, ему, очевидно, не понравилось, потому что он тут же по-обезьяньи скорчил себе рожу, посчитав это верхом остроумия.
— Оно немного наклонено, но это никакое не фальшивое зеркало. Взгляните, вот стена, видите? — Улыбаясь, он приподнял зеркало и провел рукой по стене, словно гладил кого-то.
Некоторое время я молча размышлял над случившимся. Затем, поколебавшись, сказал:
— Посмотрим. Встань-ка сюда. — И указал то самое место, с которого не видел себя в зеркале.