Весна 1942-го
Сегодня Горелый появляется раньше обычного. И поднимается ко мне самостоятельно, не дожидаясь, пока я спущусь. Открываю дверь и сперва его даже не узнаю. (У него вид как у жениха, только вместо букета цветов он прижимает к груди листки ксерокопий.) Вскоре понимаю, в чем причина такой перемены. Инициатива перешла к нему. Наступление, начатое Советской армией, развивается на участке между Онежским озером и Ярославлем; его танки прорывают мой фронт в шестиугольнике Е48, развивая успех, устремляются к северу, в направлении Карелии, и берут в кольцо четыре пехотных и один танковый корпус немцев на подступах к Вологде. В результате этих действий левый фланг армий, нацеленных на Куйбышев и Казань, полностью оголен. Единственный выход — немедленно перебросить туда, на стадии SR, войска группы армий «Юг», развернутые в сторону Волги и Кавказа, но тем самым ослабить давление в направлении Батуми и Астрахани. Горелый знает это и не теряет времени даром. Хотя выражение его лица не изменилось и он по-прежнему погружен бог весть в какие кошмарные видения, я замечаю, — по ямочкам на его щеках! — с каким удовольствием он делает свои ходы, причем его движения раз от разу становятся все более плавными и изящными. Рассчитанное до деталей наступление было подготовлено в предыдущем туре. (Например, в районе наступления он мог использовать только один аэродром — в Вологде, а ближайший к нему кировский все же находился далеко; чтобы исправить положение и учитывая, что понадобится концентрированная воздушная поддержка, в зимнем туре сорок первого года он поставил фишку, обозначавшую военно-воздушную базу, на клетку С51…) Он не импровизирует, нет-нет, ни в коей мере. На западе единственное значительное изменение связано с вступлением в войну Соединенных Штатов; довольно-таки слабенькое вступление, учитывая ограниченное число их пехотных дивизий, из-за чего британской армии приходится выжидать, пока не накопятся в достаточном объеме материальные ресурсы (BRP западных союзников расходуются в основном на поддержку СССР). Окончательное расположение американской армии, переброшенной в Великобританию, следующее: 5-й и 10-й пехотные корпуса — в Розите, пять воздушных факторов — в Ливерпуле и девять военно-морских — в Белфасте. Горелый избирает на западе вариант «Позиционная война» и бросает кости, но ему не везет. Я разыгрываю такой же вариант, и мне удается захватить клетку на юго-западе Англии, что жизненно важно с точки зрения моих планов на следующий тур. Летом сорок второго года я возьму Лондон и заставлю британцев капитулировать, а американцы получат свой Дюнкерк. Пока же я развлекаюсь с ксерокопиями Горелого. Только через какое-то время он признается, что принес их мне. В подарок. Потрясающее чтение. Но мне неохота вставать в позу обиженного, а потому я решаю продемонстрировать ему комичную сторону происходящего и спрашиваю, где он раздобыл это сокровище. Горелый отвечает медленно и с трудом, — постепенно и мои вопросы начинают подчиняться тому же ритму, — как будто только недавно научился говорить. Это тебе, поясняет он. Копии, снятые им с какой-то книги. С той, что он хранит под велосипедами? Нет. С книги, взятой им в библиотеке Пенсионной кассы Каталонии. Он демонстрирует мне читательский билет. Час от часу не легче. Он откопал в библиотеке
банка это дерьмо и снял копию, чтобы утереть мне нос, ни больше ни меньше. Теперь он поглядывает на меня искоса, ожидая, видимо, что я забеспокоюсь. Его расплывчатая тень подрагивает на стене возле двери. Но я не оправдаю его ожиданий. Равнодушно и в то же время аккуратно складываю ксерокопии на тумбочку. Позже, провожая его к выходу, прошу на минутку задержаться у стойки администратора. Ночной портье читает журнал. Наше вторжение в его владения ему явно не нравится, но все пересиливает страх. Я прошу у него кнопок. Кнопок? Его глазки недоверчиво перебегают с Горелого на меня, словно он ждет какого-то подвоха и не хочет, чтобы его застигли врасплох. Да, болван, поройся в своих ящиках и дай мне несколько штук! — кричу я. (Я убедился, что портье труслив и робок, а потому в обращении с ним необходима твердость.) В одном из ящиков успеваю заметить парочку порнографических журналов. Наконец он победно и в то же время нерешительно поднимает вверх прозрачную пластмассовую коробочку, полную кнопок. Вам все нужны? — бормочет он, желая поскорее избавиться от кошмара. Пожав плечами, я спрашиваю у Горелого, сколько всего ксерокопий. Четыре, недовольным голосом отвечает он, уставясь в пол. Ему не по вкусу мои уроки силы. Четыре кнопки, говорю я и протягиваю ладонь, куда портье осторожно кладет две кнопки с зелеными головками и две с красными. После этого я, не оглядываясь, провожаю Горелого до дверей, и мы расстаемся. Приморский бульвар безлюден и плохо освещен (не горит один из фонарей), тем не менее я стою у окна до тех пор, пока не убеждаюсь, что Горелый прыжками спустился к пляжу и скрылся возле своих велосипедов; только тогда я поднимаюсь к себе в номер. Там я не спеша выбираю стену (ту, что за изголовьем моей кровати) и прикрепляю кнопками ксерокопии. После этого мою руки и внимательно разглядываю карту. Хотя Горелый и хватает все на лету, следующий тур останется за мной.