— Постели их сразу, — сказал я горничной. — Грязные я утром отдал.
— Кого я вижу! Как дела, Кларита? — Волк развалился на кровати, подчеркивая тем самым свой статус гостя, и лениво помахал ей рукой.
Горничная, та самая девушка, что, по словам фрау Эльзы, желала моего скорейшего отъезда, заколебалась, словно по ошибке попала не в тот номер, и этих нескольких секунд оказалось достаточно, чтобы ее притворно опущенные глаза обнаружили Ягненка, по-прежнему сидевшего на ковре и радостно приветствовавшего ее, и сразу же застенчивость или недоверие (а может, страх!), охватившее девушку, едва она переступила порог моей комнаты, как рукой сняло. Она с улыбкой ответила на приветствия и приготовилась, заняв стратегическую позицию у кровати, перестелить простыни.
— Слезай, — приказала она Волку. Тот прислонился к стене и начал дурачиться и корчить рожи. Я с любопытством наблюдал за ним. Его гримасы, поначалу всего лишь нелепые, постепенно обретали цвет, лицо с каждым разом становилось все темнее и темнее, пока не превратилось в черную маску с небольшими вкраплениями красного и желтого.
Одним рывком Кларита расстелила простыни. И хотя ее лицо оставалось невозмутимым, я понял, что она нервничает.
— Осторожно, не урони фишки.
— Какие фишки?
— Те, что на столе, от игры, — разъяснил Ягненок. — Ты способна вызвать землетрясение, Кларита.
Не зная, продолжать ей уборку или уйти, она избрала третий вариант и просто застыла на месте. С трудом верилось, что эта девушка — та самая горничная, что составила обо мне такое плохое мнение, что именно она смиренно принимала от меня деньги и боялась раскрыть рот в моем присутствии. Теперь же она вовсю смеялась шуткам и отпускала выражения вроде «никогда не научитесь», «вы только взгляните, что тут творится», «какие же вы неаккуратные», словно номер снимали Волк с Ягненком, а не я.
— Ни за что не стала бы жить в такой комнате, — заявила она.
— Я здесь тоже не живу, а временно остановился.
— Все равно, — махнула рукой Кларита. — Просто прорва какая-то…
Позже я понял, что она имела в виду свою работу, то, что номер приходится постоянно убирать; но тогда я почему-то принял это на свой счет, и мне стало грустно оттого, что даже совсем молоденькая девушка вправе отпускать критические замечания по поводу моей ситуации.
— Мне надо поговорить с тобой, это важно. — Волк обошел вокруг кровати и уже безо всяких ужимок ухватил горничную за руку. Она вздрогнула, словно ее укусила гадюка.
— Потом, — проговорила она, глядя на меня, а не на него с растерянной улыбкой, как будто добивалась моего одобрения. Только что я должен был одобрить?
— Сейчас, Кларита. Мы должны поговорить сейчас.
— Именно что сейчас. — Ягненок поднялся с пола и бросил одобрительный взгляд на пальцы, стискивающие руку девушки.
Ах ты, маленький садист, подумал я; сам-то побаивается причинить ей боль, но с удовольствием наблюдает, как это делает другой, и еще подбрасывает дров в огонь. Потом мое внимание вновь привлек взгляд Клариты; он уже вызвал однажды у меня интерес во время злополучного инцидента со столом, но так и остался тогда на втором плане, возможно потому, что его заслоняли глаза фрау Эльзы. И вот теперь он возник передо мной вновь, застывший и безмятежный, как средиземноморский (африканский?) пейзаж на открытке.
— Ну и ну, Кларита, и ты еще обижаешься? Забавно.
— Ты должна нам все объяснить, по крайней мере.
— Ты не очень хорошо поступила, так ведь?
— Хави весь измучился, а тебе хоть бы что.
— О тебе уже и слышать не хотят.
— Кто же захочет?
Резким движением горничная высвободила руку — не мешай мне работать! — разгладила простыни, заправила их под матрац, сменила наволочку, постелила и аккуратно расправила кремовое покрывало, а закончив, вместо того чтобы уйти, поскольку ее бурная деятельность лишила Волка и Ягненка аргументов и желания продолжать разговор, встала, скрестив руки на груди, в противоположном углу комнаты, отделенная от нас безукоризненно заправленной кроватью, и спросила, что еще она должна услышать. Вначале я подумал, что она обращается ко мне. В ее вызывающем поведении, резко контрастировавшем с миниатюрной фигуркой девушки, явно присутствовали какие-то символы, которые одному мне было под силу разгадать.
— Против тебя я ничего не имею. А Хави просто придурок. — Волк присел на краешек кровати и принялся свертывать самокрутку с травкой. На покрывале образовалась четкая складка, протянувшаяся до противоположной стороны кровати.
— Вот толстожопый, — сказал Ягненок.