Поскольку Регау состоял при штабе очень высокого уровня, где всегда было хорошее снабжение, вряд ли он испытывал недостаток в еде. Поэтому я приказал принести нам кремовые пирожные и кофе. Позднее, когда он отказался выпить водки, ссылаясь на проблемы с пищеварением, я принес бутылку секта (немецкое шампанское. — Авт.). Я открыл бутылку и запустил пробный шар:
— Нам надо разобраться в одном деле, имеющем отношение к коррупции.
Он вежливо наклонился:
— Дело касается вас лично?
— В некоторой степени. Я хочу остаться живым, чтобы принять участие в торжествах по случаю нашей победы.
— Вы собираетесь праздновать ее с помощью секта?
— Мы наверняка будем пить сект или французское шампанское.
— Лично я предпочитаю французское шампанское. Его больше можно выпить. Какой это замечательный будет день!
— Это секретное оружие („Фау-1“ и „Фау-2“) сотворит чудо.
— Точно. Но если нам не удастся им воспользоваться, перспективы у нас отнюдь не блестящие.
Мы продолжали беседовать подобным образом еще некоторое время. Менее чем через четверть часа каждый из нас точно знал, что собой представляет его собеседник.
Я объяснил, что сделал наш квартирмейстер. Тем или иным способом мы должны были подвести его под параграф 51.2 армейского устава. И без всякого сомнения, выпитая нами бутылка была одной из тех, которую квартирмейстер похитил во время своей преступной деятельности.
Я отвел Регау к пациенту. Уже прошел почти час, а он все еще не возвращался обратно. Я пошел его искать. Как раз в это время он вышел из двери мне навстречу. Он выглядел вполне довольным, похлопал меня по плечу и сказал:
— Он и на самом деле сумасшедший! На самом деле!
Квартирмейстер страдал от острого психоза, который иногда бывает после принятия большого количества определенной жидкости.
Я немедленно выехал к начальнику медицинской службы группы армий. Он уже слышал об этом деле и был очень рад, что на основании диагноза психиатра не придется проводить никакого расследования — это бросило бы тень на весь медицинский корпус. Если бы началось расследование, оно бы дальше пошло своим путем и уже никто не стал бы обращать внимания на мнение психиатра — психологическое состояние обвиняемого военный трибунал мало интересовало. Таким образом, мне удалось избежать того, чтобы фактически совершить убийство, вина за которое терзала бы меня всю жизнь. Вместо этого через два месяца я подписал просьбу квартирмейстера об отпуске, когда он вернулся к нам из тылового госпиталя»[93].
Ох, недоговаривал что-то Питер Бамм. Почему он уж так старался вороватого квартирмейстера «отмазать»? В гуманизме ли одном дело? Может быть, расследования допускать очень не хотелось, не хотелось «бросать тень на весь медицинский корпус»? Питеру Бамму, который этот госпиталь возглавлял, ведь неизбежно пришлось бы выслушать вопрос — а куда начальник смотрел и не покрывал ли он квартирмейстера.
Начальнику госпиталя часто приходилось проявлять находчивость, чтобы выкрутиться из неприятной ситуации.
Как-то генерал инспектировал госпиталь Бамма и решил, так сказать, неформально проверить его санитарное состояние. Вошел в палату, где лежали раненые солдаты и приказал своему адъютанту раздать им большую коробку сигарет. А затем, обратившись к раненым, сказал: «По сигарете за каждую вошь, от которой вы избавитесь!» Надо отдать должное генеральской находчивости. Но и начальник госпиталя давно, что называется, службу понял.
Бамм моментально понял, чем это ему грозит. И вот что он придумал в такой грозной для себя ситуации:
«Я стоял позади генерала и поднял руку, выпрямив средний и указательный пальцы. Этот знак не означал V–Victoria. Как у Черчилля, он просто означал „два“. Солдаты сразу же все поняли. Широко улыбаясь, они сказали, что у них нет вшей, но в полдень я, как и обещал, отдал им более двух сотен сигарет. Позднее я узнал, что солдаты даже покупали вшей в соседних палатах»[94].