Всё-таки хорошая она девушка, Мила. Сколько раз Коля, если уж по-честному, дерзил, почти хамил, опаздывал, говорил с издёвкой. А Мила делала вид, будто ничего не происходит, прощала без слов и объяснений. Интересно, это сложно – вот так, как бы не замечать? Сам-то Коля всегда на такие вещи реагирует агрессивно, ибо, как говорится, не фиг!
– Но, – продолжила Милена, – ненадолго нам выбираться всё-таки можно, поэтому предлагаю прокатиться в Москву туда-обратно, как вчера договаривались. Если не передумал, конечно.
Коля помотал головой, как всегда, с набитым ртом, и начал жевать быстрее.
В Москву поехали на паластруме. Коля успел ещё в кино более или менее понять, как эти паластрумы тут работают. Подаётся такой небольшой вагончик. Если премиум, то там много места и широкие кресла, если обычный, то мало места и узкие кресла. И этот вагончик катится банально на четырёх колёсах до ближайшей узловой точки, а там цепляется к таким же, и получается поезд. Поезда ходят по-разному. Под землёй летают по специальным тоннелям вообще с нереальной скоростью, не касаясь стен, наверное, на магнитной подушке. Или из них составляется пинг, к нему цепляются крылья с двигателями. Даже подводные маршруты есть, наверное, для экстремальщиков. Премиум в эконом преобразуется примерно так, как из кресел в Колиной комнате получилась кровать. Было три кресла – тыньц-тыньц – и их восемь. Джемс Бонд на таком такси, а его вагончик перецепляли к разным составам раз пять, от Лондона до Стамбула добрался вроде как за час.
В десять утра к домику НИИ подкатил ярко-синий вагончик размером с «Газель». Он немного покачивался, перебирая тоненькими колёсиками по газону, который был далеко не идеально плоским. Паластрум тихонько добрёл до входа и замер.
– Это мой, – сообщила Милена, вышедшая на порог. – Родители на двадцатипятилетие подарили.
Судя по тому, как она это сказала, вроде даже с гордостью, Коля должен был восхититься.
– Ну, круто.
– «Ну, круто»?! – Милена вскинула бровь. – И всё?
Неожиданно за спиной у Коли возник Пекиныч и тихонько пробубнил ему на ухо:
– Вообще-то это «Астон Мартин».
– Чё? – Коля обернулся и посмотрел на повара с недоверием. Тот лишь многозначительно кивнул.
Коля обошёл паластрум и там, где, как он рассчитывал, был передний капот, увидал эмблему известного производителя суперкаров. Эмблема была некрупной, но, тем не менее, прекрасно узнаваемой.
– Мил… я это… ну охренеть, как круто! Реально «Астон Мартин»?
Милена стояла, скрестив руки на груди, и выглядела довольной.
– Разгон до сотни за секунду на любом твёрдом покрытии, сопряжение с любым составом на любой скорости и с любым сопрягающим устройством, хоть сверху на поезд запрыгнуть может или сбоку прилепиться. Автономный ход на три экватора, режим амфибии, режим планера такой, что из космоса можно в атмосферу выбросить, и приземлит так, что можно не пристёгиваться. Система автономного жизнеобеспечения в замкнутом цикле на две недели.
Ну что тут скажешь… Вроде как-то Коля пытался уловить, многое даже как бы понял… Ну, в общем, – реально круто!
– Объясни про последнее, – проговорил он деловито, – что там про цикл?
Милена вздохнула. Ну да, неуч.
– Мы с тобой и ещё с тремя попутчиками в этом паластруме можем жить две недели в режиме герметичности. Синтезаторы воздуха, воды, пищи, плюс рециркуляция продуктов жизнедеятельности, в общем, две недели полного комфорта в замкнутом пространстве, сможешь даже одежду три раза в день менять на свежую.
Коля подошёл к распахнутым дверям паластрума, который опустился практически на землю. Где там располагался душ и кухня с едой на две недели, Коля не понял, потому что внутри были лишь два больших ярко-красных кресла.
– Ну что, молодой человек, сопроводите девушку на небольшую прогулку к центру столицы?
Милена легко запрыгнула в салон и расположилась в кресле. Коля недоверчиво постучал костяшками пальцев по обшивке корпуса «Астон Мартина» и как будто бы нехотя полез внутрь.
* * *
Веранда ресторана «Пушкинъ» располагалась на крыше особняка на Тверском бульваре. И можно было бы сойти с пинга прямо на веранду, но правила заведения это запрещали. В ресторан следовало попадать с бульвара, через парадный вход.
Владельцы ресторана не собирались устраивать у себя даже подземный терминал. Это стоило им долгих судебных разбирательств с мэрией, окончившихся необычным мировым соглашением. Сошлись на том, что терминал всё-таки построили, но спрятали его в подвале за большими чугунными воротами. И приводы для пингов установили на всех этажах, и даже рампы для входа-выхода сделали такие, что стены и ограждение веранды выглядели, будто им лет сто с лишним. Даже жившие в домах по соседству люди не заметили подмены. Но оборудование для пингов было установлено на крайний случай, о подземном терминале знали человек всего едва ли полсотни, а пользовались им и вовсе единицы избранных – те, кто бывал в «Пушкине», но чья охрана не допускала неоправданного появления на публике. Необычность же того мирового соглашения заключалась в том, что часть его, посвящённую обязательным для современных зданий переделкам, засекретили. Доступное же для общественности судебное решение гласило, что ресторану можно всё оставить как есть «для сохранения архитектурного облика столицы».