Дворянская, если и удивилась или оказалась озадачена, то виду не подала. Она лишь ещё больше выпрямилась и заглянула прямо в глаза Калинкину.
– Возможно ли предостеречь вас от этой ошибки, мой друг? Предвижу ваши аргументы о достойных людях и, спору нет, в том неприятном времени, которое мы пережили, многие представители молодого поколения повели себя похвально. Однако их время ещё впереди. А кроме вас, кто, по вашему мнению, поспособствует им на высоты пробиться? И уж как бы вы ни привыкли «человеком за спиной» оставаться, так уж сложилось, что нет сейчас спины такой. Ну, а если по-своему решите, так и бог вам судья. Мы-то с вами всё равно вместе останемся.
* * *
Достойные же представители молодого поколения тем временем пытались напоить ёжика молоком. Ёж фыркал, пытался свернуться в клубочек, но мужчины были настойчивы.
Собственно, началось с того, что Данила по привычке хотел заказать «ёжика с грибами на иголках», однако Тихон усомнился в натуральности ингредиентов, и Дмитрий разделил это сомнение. Управляющий ресторана в ответ на сомнение принёс ежа, и уж тогда какая готовка, если он вот такой смешной по столу бегает. Ежа неполиткорректно окрестили Митей и заказали ему блюдце молока.
– Может, с молоком что-то? – вдруг спросил Данила и осторожно поднёс блюдце к лицу. Понюхал, а потом осторожно коснулся языком. – Нет, отличное молочко! Пожалуй, себе тоже блюдце такого закажу.
– Так что Дворянская? – напомнил Дмитрий о теме беседы, прерванной приключением с ежом.
– Дворянская возвращается в ЦБ, но советником. Пост председателя вакантен, исполняющим обязанности пока будет Магометов.
– А тебе, насколько я знаю, предложили должность зампреда по денежной политике? – осведомился Тихон.
– Ну, – Данила пожал плечами, – есть такие слухи. Но поскольку знаю об этом из уст самого руководителя Администрации президента, переводим слухи в разряд достоверных. Сам-то в АП остаёшься?
– Остаюсь.
– А диалово вы эту историю с Верховным судом разыграли! Просто безупречно!
Дмитрий опустил глаза. Он ведь тогда, во время их предыдущей встречи, уже всё знал. И не рассказал. А Данила это понял. Наверное, ещё тогда. Догадался, что ему раскрыли всего восемьдесят процентов правды. И, наверное, простил. Дмитрий когда-нибудь обязательно его об этом спросит. Им ещё жить и работать вместе, и очень хочется надеяться, что дружить.
– А ты очень профессионально эмиссию тогда сорвал, – осторожно проговорил адвокат. – Понимаем, как ты рисковал…
– Да они глупые все. Никто этих ошибок не заметил бы, пока бы до дела не дошло. И хорошо, что не дошло. А рисковали мы все. Но знаешь, что я тебе, адвокат, скажу? Хватит отсиживаться в стороне и делать всё чужими руками. Пришло твоё время действовать, даже если через боль. Ну-ка давай пои Митю!
* * *
– Есть идеи, Богдан Петрович? – Ходырев развалился в шезлонге, закинув ногу на ногу, и с издевательской улыбкой уставился на бывшего руководителя службы охраны.
– Есть, Игнат Рафаэлевич. Пусть Фролов ещё чаю принесёт.
– Трудно с вами спорить, Богдан Петрович. Фролов, а не организуешь ли нам чайку? С печеньем.
– Сей момент, Игнат Рафаэлевич. Только баланс проверю на счетах. А то, знаете ли, с барскими привычками мало ли…
– Там миллиардов пятьдесят осталось… Ладно, можно без печенья, а то и вправду мало ли. Так что делать-то будем дальше? А то скучно же так.
– Скучно, – согласился Пекарский. – А вам, Игнат Рафаэлевич, наверняка ведь и костюмчик надеть хочется, а то вот так уже три дня в шортах. Кстати, не успел вам сказать, Стенька объявился. На Кубе. Организует движение за объединение Америк в одно государство. Фролов, ты ещё здесь?
– Так точно, господин Пекарский. Не хотелось бы пропустить обсуждение вопроса «Что делать дальше».
– Да понятно, что, – Ходырев посмотрел вдаль, на горизонт. – Пока ничего. Разве что от «Дельты» прятаться, если охоту объявят. А дальше посмотрим, что там Калинкин предпримет. Может быть, и ему наша помощь когда сгодится. Хотя, скорее, его оппонентам. У него таковых сейчас объявится предостаточно.
* * *
Митрополит Василий вышел в отставку. «И вправду закоснела наша Церковь, надобно новую жизнь в неё вдохнуть, молодую. Мир-то меняется, и Церкви нашей надлежит следовать этим изменениям. В миру живём, куда тут деваться. Но и мир вести за собой мы должны, а то, не ровен час, скатится куда не следует».
И подался он священником в Тимофеевку. Туда, где Стенька произнёс свою первую, принёсшую ему славу, проповедь.