Народ в храме собирался угрюмо, безрадостно, однако пришли все, кото мог. То ли осознали, к чему привело слепое принятие Стенькиных увещеваний и призывов, то ли просто на бывшего Митрополита хотелось посмотреть.
Священник Василий провёл службу как следует, без отступлений от канонов. А потом, когда настало время проповеди, он развёл руки в стороны, как бы обнимая свою паству, и улыбнулся в седую бороду.
– Сделать мир лучше – дело благое, – начал он своим глубоким баритоном. Говорил достаточно громко, чтобы могли слышать все, благо голос был мощный, позволял не переходить на крик. – Благое, конечно. И мы, православные христиане, конечно, должны ради этого трудиться. Только, прежде чем в большой мир выходить, давайте у себя дома разберёмся. Вот, например, наш храм имеет голубые стены. А знаете, что это означает? Не просто так же, какая краска была, такую и использовали. Голубые стены имеют храмы в честь Пресвятой Богородицы…
Он говорил простые вещи – о христианских обрядах, традициях и обычаях, о правильном, по Писанию, поведении. Он говорил долго, и все слушали.
* * *
На истринскую дачу дедушки Кеши они добрались на такси уже за полночь. Коля заранее предупредил Пекиныча, и тот не ложился спать, ждал дорогих гостей. Попытался накормить, но гости отказались, только чаю попили некрепкого, да по несколько ложек облепихового варенья съели.
Алёшу расположили в спальне на первом этаже рядом с комнатой Чалдона.
А Коля поднялся на второй этаж. В ту комнату, которую он на короткое, но очень яркое время считал своей. Потом своей и Милены. Все так же скрипела в коридоре памятная половица. В комнате было всё как раньше, но казалось нежилым. Коля дал команду мыслеобразом, и кресла, расставленные вокруг столика, засуетились, задвигались и за несколько секунд превратились в кровать. Коля вздохнул, прошёлся к окну, сел на краешек упругого матраса.
Он посмотрел на входную дверь и вспомнил, как он плакал здесь, когда прочитал письмо от себя «второго», как заснул в забытьи, и как скрипнула половица и в комнату вошла Милена. «Уже, конечно, за полночь немного, – почти шёпотом проговорила девушка, – но я подумала… Может, согласишься чаю со мной попить? Мы тут с Фёдором Пекиновичем плюшек тебе напекли… Быстренько, как смогли… Хотя, на ночь вредно, конечно… Можно войти?»
Как тогда, Коля сел на кровати и заплакал. Только вот сейчас было тяжело.
Он встал, утирая слёзы, подошёл к холодильнику, открыл. Ну конечно! Бокал пива! Какая неожиданность! Он улыбнулся сквозь слёзы и сделал глоток. На столике он, конечно, обнаружил сигарету и зажигалку. Ну, раз вы так настаиваете… Он накинул куртку, вышел на балкон и закурил.
Он не помнил, когда и как заснул. А когда проснулся, на улице сияло зимнее солнце, его лучи пробивались сквозь затемнённые стёкла комнаты. Было одиннадцать утра.
День пролетел быстро, и он был наполнен грустью. Светлой, но яркой, ослепляющей. Коля с Алешей рассматривали поблекшие фотографии, которые привезли из квартиры Василисы. Старые семейные альбомы. И в какой-то момент, наверное, когда Коля увидел себя маленького на коленях у папы, ему стало совсем невыносимо. Он вспомнил, как тогда ездили на шашлыки… Закрыл альбом, собрал остальные, затолкал все на дальнюю полку. Алеша примолк, только вздыхал.
Втроём, вместе с Василием Юлиановичем, пошли гулять по лесу. И ноги сами привели Колю на ту поляну, откуда когда-то он принёс Милене цветы. Вспомнил, как бежал тогда под дождём, подгоняемый Петром Аристарховичем. Счастливый! Как прижимал к груди промокшие бутончики. И как Милена стояла под зонтиком у входа в дом.
Да за что же всё это! Почему память так устроена? Да, свойство памяти – хранить хорошее. Плохое и вправду забывается быстрее. Но почему хорошие воспоминания так ранят? Почему грусть называют светлой? И как с этим жить дальше? А боль потом притупится? И главное – хочет ли Коля, чтобы эта боль исчезла?
Но надо жить. А как по-другому?..
Когда вернулись, ещё было светло, Пекиныч суетился с полдником.
– Пекиныч, – крикнул Коля с порога, – ты шашлыки готовить мастер?
– А то ж! – охотно подал голос Пекиныч в ответ из кухни. – А хошь, и тебя научу!
– А вот и хошь! – Коля улыбнулся. – За мясом на базар поедем?
С шашлыками они провозились до ночи, с перерывом на ужин. Съездили на рынок, накупили свинины, телятины, баранины, лука, специй и помидоров для соуса. Потом мясо резали, и Пекиныч показывал, как правильно, потом мариновали. Собственно, делали всё в основном Коля и Алёша, а Пекиныч командовал (дорвался в кои-то веки), размахивая огромным кухонным ножом. Намариновали килограммов десять, никак не меньше.