— Неплохо справился, — похвалил он. — Как впечатления?
Тьен пожал плечами.
— Потом почувствуешь, — сказал Огонь. — Или не почувствуешь. Неважно. Главное, что условие выполнено. Остается ждать.
— Я жду, — Тьен откинулся на спинку плетеного кресла.
— Три цикла, — напомнил предвечный, будто он мог забыть.
Три так три. Книг в мире много. И яблок тоже.
— Ты так и не сказал, чего хочешь. Какие у тебя условия? Только в разумных пределах.
— Хорошо, — Тьен улыбнулся. — В разумных. Когда-то у Софи были длинные волосы, очень красивые… Она жалела, что подстриглась. Можно сделать так, чтобы когда она вернулась, волосы у нее снова были длинными, как раньше?
— Волосы? — переспросил Огонь. — И все?
— Это потребует дополнительного вмешательства. Нельзя ведь, чтобы окружающие заметили столь резкие перемены. Нужно сделать так, чтобы ее уже не помнили с короткой стрижкой…
— Да понятно все, — махнул на него предвечный, оставляя в воздухе огненный росчерк. — Но волосы, всего лишь волосы… Мне прямо-таки неудобно.
— Это твои проблемы, — заявил Тьен.
Пока солнце поднималось и садилось в его голове, он перебрал массу вариантов, и пришел к выводу, что предвечных все равно не переиграть. А Софи с длинными волосами лучше, чем со стрижкой, — настоящая красавица.
У каждого чудовища должна быть своя красавица…
Глава 39
«Здравствуй, Софи.
Вспомнил, как ты рассказывала, что писала мне, и тоже решил…»
Пальцы стучат по клавишам. Молоточки со свинцовыми литерами выбивают на белоснежном листе слово за словом…
Глупость?
Наверняка.
Но он наговорился уже с пустыми комнатами. Теперь чаще тянет молчать, а все невысказанное накапливается в душе…
«…Выяснилось вдруг, что у меня отвратительный почерк. Прежде, помню, был вполне сносный, а сейчас я стал писать резко и нервно, и эти рваные зигзаги и острые углы самого раздражают. Так что твой подарок пришелся кстати…»
Аккуратные буквы, появляющиеся на бумаге вслед за двойным щелчком, кажутся поначалу мертвыми, неспособными вместить его чувства… Но тем быстрее он колотит по клавишам.
«…У меня все хорошо.
Это неправда, но так принято писать в письмах. Что все хорошо, и погода чудесная или, наоборот, дрянная, и дожди льют с утра до вечера. Но, если честно, то погоды тут нет никакой. Солнце — только свет. День и ночь наступают исправно. А все остальное, тепло, холод или осадки, сейчас ни к чему. Мир похож на стерильную лабораторию, и здесь до ужаса скучно. Без тебя.
Прошло всего четыре месяца и семь дней, а я истосковался сильнее, чем за те девять лет. Должно быть, оттого, что мне нечем себя занять. Тогда каждый день был насыщен событиями, и я знал, что сражаясь с пустотой или восстанавливая разрушенные земли, приближаю с каждым шагом нашу встречу. Теперь я лишь жду. Брожу по дому, по городу, читаю.
Вот, кстати, о чем хотел спросить. Что за ужас ты читаешь? Взял от скуки твою книгу — плевался потом полдня. Глупо, пошло. Сюжет высосан из пальца. Из всего, что я, на беду свою, успел прочесть, лишь одно слово запомнилось — «истосковался». Я использовал его выше, как наиболее точно отражающее мои нынешние чувства, а в книжонке твоей чувств нет и в помине, хоть на обложке и значится, что роман любовный. Вот я и поражаюсь, как ты, ты, которая сама есть воплощение любви, читаешь подобную чушь…»
Он останавливается. Разминает пальцы. Глядит на то, что успел написать, морщится и тянется выдернуть лист из машинки. Их много уже таких, скомканных или разорванных в клочья, валяется вокруг…
Но в последний момент передумывает и продолжает печатать дальше.
«…Прости. Вспылил из-за пустяка.
Так хочется, чтобы ты была рядом, что готов даже ругаться с тобой по любому поводу, лишь бы видеть тебя и слышать твой голос. Все равно всерьез мы никогда не поссоримся, а если так, то совсем немножко можно. Ты же помнишь, как люди говорят, про милых, что бранятся?
Хотя чушь, конечно.
В размолвках, даже мимолетных, нет ничего хорошего.
Читай, что угодно, я и слова не скажу. Правда, ту книжонку я на всякий случай уже сжег…»
Вспоминает томик в мягкой обложке и улыбается злорадно…
«…Думаешь, наверное, что я тут совсем одичал в одиночестве? Жгу книги и скачу вокруг костра голый и измазанный сажей?
А вот и нет.
Во-первых, книгу я спалил всего одну (правда, подумываю на днях казнить тем же образом учебник истории — за наглую ложь и чудовищные иллюстрации). А во-вторых, с недавних пор ко мне повадились ходить гости…»