— Позволишь взглянуть? — женщина кивнула на тетрадь, которую Кеони прижимал к груди.
Не ожидавший такой просьбы юноша смутился.
— Пожалуйста, — не смог отказать он. — Но это черновые наброски.
На первой странице красивым почерком было выведено: «Деяния Этьена, славного шеара Итериана, обманувшего смерть и время, старшего сына мудрого шеара Холгера и внука шеара Вердена, да славится имя его в веках».
Лили прочла это и, не заглядывая дальше, вернула тетрадь.
— Пиши впредь все сам, — повторила она свой совет. — И постарайся, чтобы это не попало ему на глаза.
Оставив Кеони, она прошла по скальному выступу и присела рядом с шеаром, по его примеру безбоязненно свесив с карниза ноги.
— Хотел бы и я однажды узнать его так же хорошо, как она, — со вздохом сказал тритон оказавшейся рядом Эсее.
Сильфида, представлявшая в свите шеара народ воздуха, улыбнулась.
— Вряд ли у тебя получится.
Зависнув над землей, она обняла за шею бывшего намного выше нее юношу и зашептала ему на ухо что-то, от чего щеки тритона, не имея способности краснеть, сделались насыщенно-лилового цвета.
Эсея всегда говорила правду или то, что считала правдой, могла поспорить с самим шеаром и часто не стеснялась в выражениях, грубость которых не сглаживал нежный голос. Некоторые недоумевали, почему из всех сильфов Итериана сын правителя принял в личную свиту именно эту девчонку, и Кеони иногда — тоже. Все, что он знал, лишь гулявшие среди бойцов слухи. Говорили, что последняя волна уничтожила всю ее семью, от пра-прапрадеда до младших братьев, и шеар взял Эсею после того, как сильфида вместо клятв в верности ему и Итериану заявила, что ей больше нечего терять.
— Время, — предупредил со стороны Фернан. — Возвращаемся.
Шеар тут же оказался в центре своего маленького воинства.
Лишь теперь он позволил себя снять маску, которую носил, чтобы память врагов не сохранила его лица, и устало растер виски.
— Как же я хочу домой, — услыхал Кеони его ни к кому не обращенный шепот.
— Мы скоро будем там, — поспешил обрадовать командира юноша и запнулся, увидев, как сердито сощурились яркие зеленые глаза и наморщился под разноцветными косичками лоб.
В следующий миг лицо мужчины разгладилось, и шеар ответил сыну воды улыбкой:
— Да, Кеони. Уже скоро.
Глава 2
День спустя
где-то еще дальше
Шеар Холгер, правитель Итериана, принимал в своем кабинете сына. Младшего сына, как теперь следовало говорить, но, если речь не шла об официальных мероприятиях, подданные остерегались делать подобные уточнения в присутствии Холгера. Законы четырех заставили его признать рожденного далеко от благословенных земель и каким-то дивом прошедшего испытание стихий бастарда, однако близких отношений между ними не сложилось, и приближенные понимали: для правящего шеара Эйнар был, есть и навсегда останется единственным ребенком.
Но возлюбленное чадо нежданно стало на путь бунтарства.
— Что это? — Холгер, поморщившись, указал пальцем на голову сына.
В остриженных по плечи темных волосах наследника пестрели четыре тонкие косицы с вплетенными в них разноцветными нитями.
— Многие дети стихий выражают подобным образом свою принадлежность к тому или иному началу, — разъяснил Эйнар. — Шеару полагается носить все четыре цвета.
— Четыре цвета? — желчно переспросил Холгер. — То есть, без красной косички никто не узнает во флейме флейма, и без зеленой — альва в альве? А шеар так вообще не шеар, если не станет рядиться, как шут?
Правитель Итериана прекрасно знал, кто являлся родоначальником подобной моды, и то, что наследник поддался этим веяниям, его не радовало.
— Нет ничего плохого в том, чтобы носить на себе символ своей стихии, — произнес спокойно молодой шеар.
Для какого-нибудь человека отец и сын выглядели бы практически ровесниками, ведь у людей годы резче отпечатываются во внешности, оставляют морщины на лице и серебро в волосах. Но представитель любого из народов Итериана понял бы, что Холгер, высокий, как альв, и смуглый, как флейм, с голубыми глазами сильфа, и иссиня-черными волосами водяного змея, старше наследника минимум на триста лет: слишком наивным кажется рядом с родителем Эйнар, слишком просто глядят на жизнь чистые зеленые глаза.