Один город вместо целой страны.
Сотня смертей в обмен на тысячу жизней. Тысяча — за миллион. Миллион — за миллиард.
Благая цель, оправдывающая любые средства.
Почти оправдывающая…
Шкатулка, подарок матери-дриады, лежала в принесенных с Итериана вещах, но Тьен уже не помнил, когда открывал ее, чтобы взглянуть на фото. Как в тот раз, оставив в Ли-Рей горящую студию, он не мог вернуться домой, боясь, что принесет с собой грязь и смерть…
Но сейчас, в отличие от того случая, он знал, что поступает правильно, как шеар… И как человек трусливо оттягивал принятие каждого решения, понимая, что уклониться все равно не получится. Первозданные силы вновь избрали его орудием, и невозможно было устоять перед волей четырех…
А тьма расползлась по миру. Словно гигантский спрут обвила планету щупальцами и не желала отпускать.
Тогда он решил спровоцировать мощный всплеск и поразить сразу две цели: ослабить темные потоки и заставить людей задуматься о происходящем, разжечь в их сердцах свет.
Из возможных вариантов выбрал землетрясение.
Масштабные разрушения. Бесчисленные жертвы. Казалось, не только часть континента — весь мир содрогнулся. На время забыли о распрях. Свет милосердия, как и ожидал шеар, вспыхнул в душах… И был подавлен тьмой. Чужое горе стало поводом для передела власти. Собранные в помощь пострадавшим средства оседали в карманах чиновников. Пробудились религиозные секты, призывавшие чтить древних богов, угождая им кровавой данью…
— Этот мир безнадежен, — сказал однажды Фер, и Тьен знал, что флейм озвучил мнение всего отряда.
Пришедшие с ним итерианцы не жалели сил, но лишь глубже увязали в болоте людской ненависти.
— Мы ничего не сможем сделать, — поддержала Эсея. — Люди этого мира уже стали слугами тьмы, они не откажутся от нее.
— Мы не уйдем, — не желал отступать Тьен. — Иначе тьма разрушит этот мир и примется за следующий.
Он знал, что нужно делать, но…
Еще одна попытка. Последняя, как обещал он себе и тем, кто шел за ним.
Наглядная демонстрация. Возможно, если люди увидят, к чему приведет их новая война, они одумаются.
Мощнейшее оружие этого мира.
Величайшая катастрофа.
Последствия, ликвидация которых займет столетия…
И у него уже никогда не достанет храбрости взглянуть на фотографию, не говоря о том, чтобы однажды посмотреть Софи в глаза…
Когда оставалось всего несколько минут, Тьен почувствовал это — тревога, возмущение силы на границе миров, тяжесть чужого взгляда — мир впустил еще одного шеара.
— Держите защиту и не высовывайтесь, — приказал Холгер.
Возмущение, обида… Как он посмел испортить то, во что вложено столько труда?
И понимание, что Холгер прав: последняя попытка провалилась бы, как и предыдущие. А правитель за день сделал то, что не удалось его сыну за год. Уничтожил тьму и зажег свет…
Свет — белый, колючий, осязаемый. Выжигающий все дотла.
Тьен стоял на границе защитного купола и видел, как меняется озаренный этим светом мир.
Люди сами придумали себе смерть — Холгер лишь спустил ее с поводка.
Все континенты оказались под ударом. То, что не разрушили взрывы, задушил ядовитый дым. Туда, куда не дополз дым, добрался свет…
Когда-то, еще в слободе, Тьен видел собаку, угодившую под колесо телеги. Раздробленный хребет, внутренности на мостовой, но дворняга была еще жива: скулила и дергала лапами до тех пор, пока какой-то мужичок не свернул бедолаге шею. Это было правильно.
Но агонизирующий мир — не увечная шавка. Даже зная, что это единственный выход, Тьен не отважился бы на то, что сделал Холгер. Но ощущал себя причастным…
Подумалось, что если выйти из-под защиты прозрачного полога, смертоносный свет выжжет в нем человека, и останется только шеар — тот, кто всегда знает, как должно поступать, и не ведает сомнений.
Он не заметил, как протянул вперед руку.
Не почувствовал боли, когда кожа покрылась волдырями, и лишь поморщился от запаха горелой плоти…
— С ума сошел?! — Оплеуха от Лили оказалась куда болезненнее. — Жить надоело?
— Да, немного.
— Иногда так бывает, — втолковывала альва, пока дети воды занимались его рукой. — После каждой волны — обязательно. Ты ничего не изменил бы. Но ведь попробовал же?
— Вы сделали все, что было в ваших силах, шеар Этьен, — вставил почтительно один из лечивших его тритонов, совсем еще мальчишка, недавно присоединившийся к их отряду вместе с кем-то из старших родичей.
— Ты так считаешь?
— Уверен в этом, — не задумываясь, ответил юноша. — Как и в том, что со временем вы пришли бы к тому же решению, что и шеар Холгер.