Старухи родов, в трудное время собиравшие вокруг себя несмышленый молодняк, — на горбунью Нэн.
Как-то Тьен встретил альва, которого коснулась пустота. Он выжил, но лишился руки и способности обращаться к своей стихии. Перед походом к горам Энемиса, вернее — к тому, что осталось от гор, он подходил к каждому члену их отряда и желал удачи. Как тот шарманщик с изломанными пальцами, что бродил по ярмарочному полю с обезьянкой, раздающей за грошики счастливые предсказания…
И однажды пришло осознание: вот оно, то, о чем говорил Огонь.
Шеар — это не только сила четырех стихий. Это понимание, сострадание, ответственность за судьбы народов. И именно тогда, когда он понял это, тогда, а не перед разверзшейся в ничто дырой, стало по-настоящему страшно. Получалось, скоро весь мир запишется в свои. И хорошо, если всего один мир. Заботься о них, лечи, спасай… А после мучайся, если что-то не так сделал, куда-то не успел, кому-то не помог.
Спасение пришло откуда не ждал: в нескольких граничных мирах разгорелись спровоцированные просочившейся тьмой войны, и мудрейший Холгер командировал недавно обретенного сына остановить распространение пагубной заразы. А на войне не слишком-то тянет любить всех и вся. На какое-то время он вообще забыл о том, что есть такое чувство. Только радовался, что тьма расползлась по ветвям великого древа далеко от той тоненькой веточки, на которой повис новогодней игрушкой маленький, надежно укрытый даже от него мирок…
Но теперь черные дыры и чужие войны в прошлом. Итериану больше не нужен третий шеар.
А третьему шеару не нужен Итериан.
Осталось лишь одно незаконченное дело, с которым так и не получилось разобраться. А в последние годы и не пытался уже: отложил до того дня, когда навсегда простится с Дивным миром.
Но Холгер отсрочил дату прощания.
Может, и к лучшему.
Было время еще раз все взвесить.
Проверить.
Убедиться, что у него все еще есть дом, где его ждут…
Этьен подошел к этажерке в углу комнаты и снял с полки небольшую резную шкатулку. Открыл — внутри было пусто.
— Эллилиатарренсаи, — обернулся он через плечо. — Ты на моей стороне?
— Всегда, — последовал незамедлительный ответ.
Шеар захлопнул шкатулку и открыл снова, теперь в ней лежали длинные серебряные ножницы.
Он вынул их и протянул женщине.
— Режь!
Шеари Арсэлис, супруга правителя Холгера и мать его, как однажды выяснилось, младшего сына, слыла спокойной и уравновешенной женщиной. Она никогда не повышала голос и не позволяла себе грубых слов в адрес кого бы то ни было, не устраивала сцен мужу или выволочек прислуге, не била посуду и ничего не поджигала. Кто-то считал это странным для флеймы. А свекровь, шеари Йонела, вдова шеара Вердена, при случае всегда ставила ей в укор излишнюю мягкость.
— Не знай я, что ты рождена огнем, приняла бы за ундину, — пожилая сильфида в очередной раз не удержалась от того, чтобы поддеть невестку, по традиции заглянувшую в ее покои после ужина. — Ты податлива, как вода.
— Как вы себя чувствуете, матушка? — привычно проигнорировала пущенную в нее шпильку Арсэлис.
— Свежей, как морской бриз.
Невзирая на преклонный возраст, Йонела далека была от того, чтобы вернуться к началу начал, растворившись в воздушных потоках. Ее некогда голубые глаза посерели, как небо в ненастный день, белоснежные волосы истончились и утратили пышность, а стан не был так тонок, как когда-то, но сильфида по-прежнему радовала взор красотой и легкостью, а слух — нежным голосом. Произносить подобным голосом гадости было для нее удовольствием, и шеари редко себе в нем отказывала.
— Мой сын все еще мучится с этой головной болью? — спросила она невестку.
— Головной болью? — удивилась Арсэлис. Муж, как она знала, пребывал в добром здравии.
— Ладно, с занозой в заднице. Так понятнее? — В юности Йонела, как и многие дочери воздуха, частенько посещала миры людей и позаимствовала у тех некоторые образные выражения.
— Было бы еще понятнее, если бы вы называли своего старшего внука по имени.
— Э-тьен, — тренькнуло недовольным колокольчиком. — Что это за имя?
— Человеческое, матушка. Вы же знаете. Вчера он вернулся из Энолы.
— Сюда? — насторожилась сильфида.
— Нет, не во дворец. Когда он не в разъездах, живет в городе со своим воспитателем. Это вы тоже знаете, — флейме было известно, что третий шеар в пику ее мужу называет Генриха Лэйда отцом, но она использовала более верное определение.
— Я-то знаю, — проворчала Йонела. — Но все меняется. И меня удивляет твое спокойствие.