— Вы живы, господин Лейтенант?
— Господин Лейтенант жив, — машинально ответил Чиф, стараясь не вдыхать обжигающий легкие горячий воздух пожара.
— Держитесь за меня, сейчас я вас отвяжу. Пошевеливайтесь, Лейтенант, мы можем сгореть!
— Мы можем сгореть? Разве мы еще живы? Давай сгорим, Афанасий Железная Рука, какого дьявола мы цепляемся за эти обломки?
Сброшенный в воду, погрузившись в нее с головой, Чиф подумал: наконец-то!.. Вот о н о. Но его выдернула из воды все та же железная рука Афанасия, выхватила, подняла и мягко опустила на холодный, девственно чистый песок…
…Обратного адреса на конверте не было, вероятно, адресант предполагал, что он известен тому, кому письмо это было послано. Поэтому сообщение о смерти Огольцова и не было отправлено. Удивительно, что письмо вообще могло сохраниться в этом засилье пустоты и пыльных поверхностей. Хозяин должен был его уничтожить, но не сделал этого.
Письмо было от матери.
«Игорь! О чем ты только думаешь, представитель праздношатающегося поколения?! Тебе за сорок, а ты взыскуешь высшей чести, будто семнадцатилетний юнец. Пойми, вещи имеют тот характер, который придаем им мы сами. А ты заперся на своей Голгофе, от тебя ни слуху ни духу вот уже сколько лет, и, судя по всему, ты ничего не собираешься в своей жизни менять. Только если это можно назвать жизнью! Скольких трудов мне стоило разыскать тебя! Я твоя мать, если ты забыл, что это такое. Однажды ты мне ответил, вот и хорошо, что ты меня родила и дала мне жизнь, теперь разреши мне в ней самому разобраться. Разобрался? Советую тебе, прошу тебя еще раз — перемени свое отношение, приблизься к реальности. Пишу это, конечно, в зыбкой надежде на то, что ты переменишься, хотя в твоем возрасте жизненной линии уже не меняют. Хорошо еще, что откликнешься.
Твоя бывшая жена вышла замуж, ездит на собственной машине на юг, недавно была с мужем за границей. Она стала очень женственной, ей идет эта роль — жены человека с положением. Думается, будь она достойна тебя, сохрани в семье дух взаимного уважения и душевности, то семья ваша не распалась бы.
Тебе нравилось работать, нравилось, как ты говоришь, «производить», но тебя все больше и больше разочаровывал конечный результат такой деятельности. Ты заметил, что в тебе стал просыпаться другой человек, который процесс труда стал предпочитать его результатам, а это заводило в тупик, могло длиться до бесконечности. Но ведь от тебя зависело, что предпочесть, что выбрать, к чему прийти. Ты стал рассматривать свою семью как несостоятельную, прагматическую, как теперь говорят, ветвь Огольцовых и через то, что не сумел, а может, и не хотел с этой несостоятельностью бороться, пришел к выводу, что и сам ты несостоятелен. Однажды ты мне сказал, что ни к чему, кроме как к вещам, не пришел и что в этом виновата, в общем, неорганизованная духовно человеческая сущность.
В наше время умели чудесным образом находить соответствие наших дел с вечным, непреходящим, мало кто думал, что можно жить иначе. Время было великим, не терпело двойственности, колебаний, отсюда наша, может быть, прямолинейность и напор, который ты осуждал, как детскость. Что же сделал ты? Ничего. И продолжаешь ничего не делать. А это есть насилие над собой. Мы в свое время жили, работали, ошибались, но — что-то делали. Ты предпочел остаться в стороне. Бог с тобой! Неизвестно почему ты приходишься мне сыном, к тому же единственным. Позволю спросить, как человечество придет к своим целям — без тебя? Нет людей чужих и нет людей своих: все участвуют каждый в меру возможностей и желаний в процессе движения. В этом есть логика.
О себе. Одолевают заботы на моей работе, которых я пока не собираюсь лишаться, покуда есть силы. Да еще занимает борьба с естественным старением организма».
Истины не бывает где-то посередине, думал я, вышагивая вдоль линии Большой воды. Истина есть и то и это. Убеждению придает силу истины осознание собственного места в жизни. Нельзя также делить время на великое и менее великое. Время есть время. Это его отсчитывают мои хитрые часы, это его контролирует своим биением мое сердце, ритмом работы которого и наполняется содержание времени.