— Не-не, — сказал подошедший Жора, чуть покачиваясь, — не отказывайся, Валюха. Мы принесли вмазать, вот и давай вмажем.
— Благотворительное общество «Жора энд компани», — сказал я.
— Не бухти.
— Редкий случай заботливости. Впрочем, на острове легко быть таким заботливым: можно обойтись скромными запасами.
— Мы с Маркелом должны были сегодня обработать керны.
— …а благодарностью страждущих вы будете обеспечены по гроб.
— Кончил бы ты травить, Валя.
— Налейте, — сказал я и бросил Жоре кружку, — налейте мне двести граммов чистого первосортного керна.
Жора налил мне из бутылки, которая давно уже была извлечена из рюкзака и покоилась в Жориной лапе.
— Запивать не будешь? — спросил Жора, подавая спирт в прыгающей руке.
— Будем запивать, — сказал невнятно Маркел, отставил винтовку и сел на землю, поудобнее положив ноги в костер.
— Сгоришь, Маркел, — сказал Жора, — огонь горячий.
— Сгоришь, Маркел, огонь горячий, — повторил Маркел и блаженно ухмыльнулся.
Сапоги уже начали тлеть, и сильно запахло жженой резиной. Я отодвинул ноги Маркела в сторону, а он снизу посмотрел на меня мутными, уставшими глазами.
— Будь здоров, Маркел, — сказал я, — береги себя.
Спирт расплавился у меня в груди, и я запил из поданного Жорой чайника. Вода была теплой, и было неприятно пить спирт с неостывшей водой.
— А поесть вы, конечно, не принесли, — сказал я.
— Как не принесли? — сказал Жора. — Щас сгарбузуем. В рюкзак я клал балык и консервы какие-то.
Маркел упал на спину, потом с трудом повернулся на бок и спрятал голову за пенек.
— Это лучше всего, — сказал Жора, — спи спокойно, дорогой друг Маркел.
Он достал из рюкзака рыбу и разрезал ее поперек на небольшие куски. В рюкзаке была еще и половина буханки хлеба.
— Чего ж ты молчал? — сказал я. — Есть хлеб, а больше ничего и не надо.
— Ты подожди, — сказал Жора, — я щас тоже вмажу.
Он налил себе из бутылки, в которой после этого осталось еще немного спирта. Жора заткнул горлышко пластмассовой пробкой и сказал:
— А то выдыхается.
Я жевал хлеб, посыпав его крупной солью. Я уже с неделю не ел хлеба, обходился галетами, а хлеб геологов казался мне почему-то вдвойне вкусным после спирта.
— Однова живем, — сказал Жора и посмотрел в кружку, — эх, однова живем, Валюха.
— На. — Я подал ему чайник.
— Не, — сказал Жора, — я так…
Я слыхал о том, что есть люди, которые пьют неразбавленный спирт и не запивают его, но видел это в первый раз.
— Силен ты, мужик, — сказал я.
— Ничего страшного, надо только привыкнуть, Валя, — сказал Жора. — Кинь мне только корочку понюхать.
— Привыкай без корочки, раз ты такой герой, — сказал я.
— Усек, — ответил Жора.
— …Мыла Марусенька белые ноги, — сказал голос из-за пенька.
Жора обернулся и посмотрел на Маркеловы сапоги.
— Надо пушку спрятать от греха, — сказал он.
— Не бойся, Жора. Коряки не стреляют в людей и не воруют.
— Прямо. Зато хитер не в меру, да еще прикидывается простачком. Все-таки червонцев на пять он меня облапошил.
— А-а, — сказал я, — ты имеешь в виду торговые связи?
— Связи. — Жора посмотрел на пенек.
— В его условиях приходится блюсти свою выгоду. Он негоциант, потому что жить ему тоже надо.
Знаю я Маркела, подумал я. Он может торговаться с простоватым видом и настоять на своих хитростях. А может просто что-нибудь отдать, хотя ему и самому это бывает нужно.
— Чего это — «негоциант»? — спросил Жора.
— Купец. Лавочник.
— Точняк. Это самое, — сказал он. — А ты знаешь, Валя, много ли у него лисьих шкур? Ну, выделанных чернобурок и сиводушек?
Вот оно что! Хотя что тут неожиданного? Какой еще интерес может быть у Жоры к Маркелу, кроме шкурного?
— Не знаю, — сказал я после паузы. — Вряд ли много: и десятка, может быть, не наберется. Этой зимой охота была неважная.
— Усек, — сказал Жора, обернулся и еще раз посмотрел за пенек. — Чего ж он тогда темнит, говорит, что охота была хорошая? Я думал, он их прячет. Лис-то. Сам видел у него двух росомах и с десяток нерп, а лис нету.
Жора разлил спирт по кружкам, и мы выпили еще. Я опять жевал хлеб, посыпанный крупной солью, а Жора на этот раз понюхал корочку.