Я шел тогда по весеннему праздничному Петропавловску и недалеко от ГУМа встретил Точилу в окружении веселой толпы моряков, которые, разумеется, слушали байки и анекдоты Великого с неизменной благодарностью. Я снял его сначала в сопровождении свиты, потом одного на фоне цветного мозаичного каскада, который недавно появился в скверике на склоне.
Точилу было не узнать. Он с достоинством щеголял в «новом, только что построенном парадно-выгребном лапсердачке», правда, без петелечек. Еще он носил белую нейлоновую рубашку, галстук и остроносые лакированные ботинки на высоком каблуке.
Оставалось только ломать голову, у кого все это он выклянчил, выпросил, уговорил потаскать под честное слово. За галстук еще можно было ручаться — галстук у него был, это я помню точно; вот этот самый, темно-синий с серебряными блестками. Немыслимо, если бы Великий отхватил такой гардеробчик за свои кровные. Тем более что он уже вторую неделю сидел «на биче».
Великий Точило женился и просил у всех три рубля на свадьбу. По моим скромным подсчетам, он женился уже в шестой раз. В трех случаях он опаздывал на свадьбу. Просто складывались такие вот невезучие обстоятельства, когда Точило приходил в порт, где должна была состояться свадьба, а невеста в это время брала билет на самолет и улетала искать Точилу в тот порт, откуда его величество недавно изволили отбыть. «Опять промахнулся», — говорил тогда Точило.
— Ты на ком сегодня женишься, Великий? — спросил я.
— На Ниночке.
— Почему же на Ниночке? Ты, помнится, хотел на Надюше.
Точило скорбно промолчал.
— Она полюбила другого.
— Опять ты промахнулся, Точило. Ты непутевый, поэтому тебя никогда не выпустят в загранку и ты не увидишь знойного Гонконга и не сорвешь настоящего банана с настоящего бананового дерева.
— Не нужно мне никаких Гонконгов и бананов с настоящего бананового дерева. Три рубля — вот мое счастье.
— Ты их пропьешь сегодня же, и брачные узы не свяжут тебя и Надюшу… то бишь Ниночку.
— Три рубля…
— Лучше разведись сразу, ибо нет на свете женщины, которая смогла бы жить с тобой больше недели.
— Я талантлив, Валя. Ты, конечно, знаешь, почему меня назвали Великим Точилой? Я смог в море выточить такую гайку, что она рассыпалась при первом же прикосновении ровно на шесть кусков…
— Эта история стала легендой.
— …Поэтому я постараюсь, чтобы Ниночка осталась со мной навсегда.
— Не ври, Великий. Одними гайками ты женщину не удержишь. Тем более такими, которые рассыпаются на шесть кусков.
— Я говорю о том, что талантлив, Валя. А таланты бывают универсальными.
— Универсальное ваше величество, ты и сам знаешь, что все это липа. Поэтому не тщись понапрасну, а пошли герольда объявлять о разводе.
— Три рубля…
— У меня только мелочь на автобус, Точило. У меня нет денег, и я сейчас хуже, чем «на биче»: я отлучен от моря…
…Когда «Хатангалес» ушел в Японию, меня списали на берег, потому что у меня не было визы. Я начал проходить медкомиссию, и врачи меня «зарезали». У меня что-то неладное с головой: последствия сотрясения мозга. Черт меня дернул пожаловаться; хотя голова временами и болела, с нею еще можно было работать на корабле. А врачи меня «зарезали», и теперь мне нет пути в море.
— Ну, конечно, — сказал Точило, — ты же уходишь на маяки.
— Да, через несколько дней. Я уже прошел стажировку на Переднем Авачинском маяке и сдал все необходимые зачеты. Через неделю на восточное побережье уйдет судно гидрографии и отвезет меня на маяк острова Карагинского.
— Мы можем достать три рубля на «Олюторке». Нужно только сходить на «Олюторку», и у нас будут три рубля.
— Пойдем на «Олюторку», Великий, и вытрусим из этих жмотов наши три рубля. Ты знаешь много свежих анекдотов и сказочек. Не забудь рассказать о том, как ты кричал в магаданском вытрезвителе: «Моряк не пьяница, он просто догоняет береговых!»
— Еще я напомню о том, как покойная «Башкирнефть» входила задним ходом в Авачинскую губу, а погранцы с берега требовали объяснить наши действия. Потом расскажу, какую драку я видел во владивостокском «Золотом Роге».
— И как ваша дневальная стояла на руле, когда в десятибалльный шторм все, вплоть до капитана, укачались вусмерть.
— А под конец я добью их бухтой Провидения, где меня раздели до трусов и я ночью по закоулкам пробирался на судно. Меня тогда заметила портовая охрана и стреляла в воздух.
— Еще полгода назад никакой стрельбы в бухте Провидения не было, Точило? Полгода спустя ты начнешь рассказывать, что тебя обстреливали из минометов и глушили глубинными бомбами, когда ты плыл стилем «кроль» к родному трапу. Про стрельбу лучше не надо.