— Что за чушь, — сказала Карина. — Почему он сумел держать коряка в кулаке?
— Мы Маркела Атувье знаем, — сказал старший лейтенант. — За ним есть грехи, а один очень серьезный.
— И Жора об этом знал и шантажировал Маркела и вынуждал его идти на поводу, так надо понимать?
— Только откуда бы он мог узнать? Вы же сами говорили, Карина Александровна, что они знакомы едва ли две недели, да и познакомились уже здесь, на острове.
— Кое-что он мог случайно узнать еще в прошлом году. А этим летом, перед самым отлетом сюда, он все водился в Оссоре с каким-то коряком из госпромхоза. Конечно, пили, и, конечно, тот тоже кое-что знал и мог сболтнуть.
— Все может быть. За Атувье нам, конечно, придется взяться. Найти его нужно в первую очередь, а потом… Придется ему отвечать и за икру, и за пушнину, которую он сплавлял налево. А главное, золото… Кто-то научил его мыть золото, или сам научился у геологов. Самодельный старатель… Нашел тут еще самородочек с ноготь величиной: дошли слухи до Оссоры.
Я повернул голову. Кажется, я все отлично понимаю. Да и голова уже не такая мягкая…
— Где Маркел, Зоя? — спросил я.
— Его здесь не было, милый. Когда мы сели и нашли вас в сарае, у Жоры была разбита голова, и вы оба были без сознания. И больше там никого не было. Правда, когда вертолет садился, Васе показалось, что за сараем кто-то прячется. Может, это и был Маркел. После искали в других сараях, вокруг них, но никого не нашли.
Он сумеет уйти, подумал я. Ему тут каждый куст знаком, каждый овражек. Мог спрятаться, затаиться; потом, когда внимание было чем-нибудь отвлечено, просто взял да канул. Никто его, конечно, особенно искать не будет. Попробуй его найди… А он станет жить в землянках и прятаться, когда мимо пролетит вертолет или покажутся незнакомые люди, что в тех местах довольно редкое явление, особенно зимой.
Маркел мог десять раз всадить в меня пулю, когда я дрался с Жорой, еще подумал я. Как он его ни боялся, а все-таки в последнюю секунду выручил меня… Значит, я не ошибся в своем ощущении тогда, когда стоял спиной к нему.
— Нужно еще расспросить этого молодого человека, — сказал старший лейтенант. — Судя по всему, он много знает и расскажет, что именно произошло здесь, в сарае, и прежде. Ваш Жора — интересная птица, Карина Александровна. Хорошо, что этот парень вовремя поставил последнюю точку…
— Где Жора? — спросил я.
— Он лежит в вертолете и еще не приходил в себя. Шок…
Зоя прикрыла ладонью глаза и вздохнула.
— Ничего, Зоенька, — сказал я. — Ты сама сказала, что все уже позади.
Она обняла мою голову и прижалась лицом. Сильно пахли ее волосы.
— Да, милый…
— Карина Александровна… — сказал я. — Имя какое-то итальянское.
— Она очень переживала за тебя, все торопила летчика и этого старшего лейтенанта.
— Все правильно, раз торопила… Это шумит вода, Зоя, или мне только кажется?
— Это шумит вода, — ответила Зоя. — Начался прилив, и вода из пролива идет в узкое горло лагуны. Как ты себя чувствуешь, милый?
— Лучше. Но вскакивать, наверное, еще рано.
— Не надо. Конечно, тебе еще рано вскакивать.
— Жаль, так хотелось бы посмотреть на воду, которая идет узким горлом из пролива в лагуну.
Ноябрь 1974 — апрель 1975, остров Карагинский
ТРЕТИЙ
— Ты действительно считаешь, что Третий остался на судне? — свистящим шепотом осведомился у Левы Семен, предварительно осмотревшись по сторонам.
Они пылили по главной улице Поселка в сопровождении Студента и лениво поплевывали на фонарные столбы.
— Да вот же он, — шепнул в ответ Лева и ткнул пальцем в какого-то прохожего.
Семен взвизгнул и опрометью кинулся в ближайшую подворотню. С необычайной быстротой он протолкнул свое огромное тело в узенькую щель между калиткой и земляной дорожкой и спрятался за деревянный забор. Из-за широкой штакетины выглядывал его панически смятенный глаз, похожий на блестящее стеклышко.
Лева захохотал, похлопывая себя по бокам, а Студент нерешительно поддержал его. Семен обиженно засопел и лягнул забор:
— У тебя дикие шуточки, если хочешь знать! Смотри, я с тобой больше не буду играть, — пригрозил он Леве.
Они снова двинулись по улице в поисках приключений и опять лениво начали поплевывать на фонарные столбы. Семен затаил в душе нехорошее чувство против Левы и искал только подходящего случая, чтобы сквитаться с ним. Его большое тело вздрагивало от сдерживаемого до поры до времени гнева и глубокой, затаенной на самом донышке его души обиды.