«Стоят, мозолят глаза, — сказал он. — Никто их и в руки не берет. Будто инкунабулы какие, хотя они еще не заработали ни ветхости, ни ценности инкунабул. Вот Наталья накопила на них зло и решилась списать, библиотека у нас невелика, ее можно прочитать за год. Пополняется она и из конторы, и с судов, а чаще всего оставляют уезжающие отсюда люди. За те годы, что они здесь проводили, было прочитано много книг, и, естественно, из тех библиотек, которые у них были, осталось несколько книг. Так бывает, когда в пути не выбрасываешь котелок из рюкзака, хотя он и ощутимо весит, тем не менее — нужен, а та часть библиотеки, которая осталась, на весах бытия стала тянуть весьма ощутимо».
Я читал названия: «О болях в сердце», «О вреде курения», «Правильный русский литературный язык», биографии великих людей. Растрепанные, без названий, книги сгорали быстро, а толстые обложки нечитаных коробились, выгибались, неохотно обгорали по краям.
Николай сосредоточенно подгребал палочкой, продолжал говорить:
— Когда мне предложили принять эту должность, я загорелся. Наше начальство склонялось к тому, что нужны решительные меры, чтобы изменить здесь обстановку. А эксцессы случались тут чаще, чем на других объектах, уж такой он был невезучий. Кадры менялись часто, командный состав тоже не закреплялся. Вот вам инструкции и директивы, сказали мне, езжайте и начинайте. Сверх того, мы даем вам возможность действовать и решительно, намекнули, не по инструкциям. В частности, вам предоставляется право по своему усмотрению производить отсев личного состава из тех, кто будет мутить воду; мы поддержим. Разговор был начистоту, мне доверяли и на меня рассчитывали. Сперва мы начали с самого объекта, ибо в условиях отдаленного от всего мира общего жилища нужно было подготовиться к длинной зимовке, исключить возможность выхода из строя аппаратуры и механизмов. В течение трех напряженных месяцев были приведены в порядок захламленная территория, даже высажены деревья, и отремонтированы, насколько это оказалось возможным, все механизмы. Присматривались ко мне, присматривался и я, не все нравилось им и не все нравилось мне. Знаем, знаем, как бы говорили мне, новая метла по-новому метет, вот посмотрим, что будет дальше. Тут перебывало до тебя знаешь сколько? Старики из тех, кто знал только работу, откровенно усмехались: жили они всегда по принципу: «свое дело сделал, а остальное мне до лампочки» — и не собирались отступать и передо мной. Выход я видел в закреплении традиций, настоящих традиций взаимовыручки и общности людей, могущей противостоять случайным противотечениям и воспитывать во всех членах маленького нашего коллектива чувство стойкости. Я имею в виду стойкость не только перед одиночеством, непогодой — перед жизнью! Перед жизнью, которая может сломать человека слабого и без царя в голове. Теперь, когда основные работы были сделаны, предстояло вплотную заняться организацией этого разобщенного братства. Публика сюда попадает разная, есть люди, которые вырабатывают в спокойной обстановке пенсию, есть молодые романтики, есть и поклонники Маммоны. Нельзя было лишать их той цели, ради которой каждый здесь оказался, но нужно было слепить из них одно целое. Такое противоречие требовало разрешения, которое могло устроить всех, не нарушая, естественно, общих интересов, и интересов нашего начальства, то бишь обеспечить бесперебойную работу аппаратуры. Введен был четкий график вахт и работ, на деле стал проводиться в жизнь также и распорядок дня. По качеству и количеству работы ставились оценки в баллах. Когда набирался известный ценз, специалист имел право провести несколько дней, а то и недель по своему усмотрению: то на речке, то на охоте или рыбалке или просто провести с ночевкой время где-нибудь в тундре, занимаясь фото- или киносъемкой, есть у нас и такие! Теперь каждый знал свое дело и был заинтересован, чтобы получить наибольшую оценку, а она, кроме всего прочего, удваивалась, если человек, сделав свою работу, в личное время помогал и другому. Завели мы и традицию проводить время вместе: обсуждали фильм или прочитанную книгу, оборудовали кают-компанию, где в свободные зимние вечера происходили бильярдные турниры и шахматные баталии. Скоро такие вечера стали необходимостью, люди стали чаще бывать вместе, научились сдерживаться в то время, когда месяц метет изматывающая нервы пурга или наседает мороз. Так как никто не состоял в обществе трезвенников, приходилось организовывать и праздники, дни рождения, отмечать юбилейные даты. Все решения, заранее обговоренные техническим и бытовым советом, принимались сообща: каждый имел веское слово в обсуждении и каждый мог повлиять на решение. Обсуждались также и каждый проступок, или халатность, или ошибка; а это дисциплинировало людей, заставляло их относиться к работе и к соседу с тщательностью и вниманием. Так прошла первая зимовка. Мне самому пришлось много работать со всеми наравне, ибо авторитет от того, что я делал ту же работу, что и все, в этих местах не падает, скорее наоборот; нужно только знать и свое дело так же, как знают свое дело остальные, и при этом еще и обладать качествами и талантами администратора, если так можно сказать о себе. Летом приехало несколько новых человек, а несколько «старичков» уехало. Казалось бы, можно было и их, новых, привлечь к себе, тем более что сделать это можно было ненавязчиво — сама атмосфера предполагала уважение к новичкам, соблюдение их интересов и гостеприимство. Но с ними и получилась осечка. Они не присутствовали в то время, когда строился наш коллектив, для них такие отношения, какие сложились у нас в течение года, оказались удобными для своих целей. Один из новичков устроился в Госпромхоз добывать морского зверя и пушнину зимой, у него была своя моторная лодка и мотонарта. Все свободное время он должен был проводить на охоте и, естественно, выпал из союза. Так как ему не светило работать в свободное время и по роду деятельности приходилось все время оставлять дом на тундре и так как ему трудно было управляться одному, он сманил одного из молодых. По правилам, он пользовался всеми правами нашего общества, но обязанностей сторонился. Чтобы закрепиться, он стал использовать свое положение моторизованного добытчика, приобрел вес различными мелкими услугами, которые оказывал то одному, то другому, и постепенно начал расшатывать сложившийся порядок, менять его в свою пользу. У него появилось несколько товарищей: автоматически образовалось две группы, одна из них придерживалась, так сказать, начального курса, помнила традиции, другая группа блюла собственный интерес. Однажды я потолковал с глазу на глаз с этим товарищем, объяснил ему обстановку и спросил, возможны ли с его стороны какие-либо уступки.