Николай догадывался, что швертбот я собираюсь подарить ему, но он не знал, что я собираюсь подарить ему нечто большее, чем швертбот, — я хотел подарить ему настоящее море, впечатление о котором навсегда западает в душу, когда видишь его с борта парусной лодки, не то что с ревущей лодки-дюральки. Мне хотелось, чтобы Николай, переступив через борт на мокрый песок берега, обернулся и посмотрел долгим взглядом на море, замечая, как в его душе укрепляется незнакомое чувство удивления и даже светлого испуга перед этой стихией, которая казалась ему до этого неодушевленной, казалась просто большим количеством воды.
Я не хотел, чтобы у Николая возникло чувство той самой «сопричастности» природе, когда зачумленный пылью и жарой горожанин выбирается из месива бетонных стен, асфальта и машин за город, на пикник с ночевкой; и который приберегает самые красивые слова для завтрашних гостей. Море значительнее таких слов и восторгов. Мне кажется, у Николая такого чувства не возникло бы, но не был я уверен и в том, что он испытал что-то похожее на то, что ожидал преподнести ему я. Хотя, черт его знает…
На веслах мы отошли от берега на расстояние метров двести и остановились в неясно очерченной бухте, над которой стоял дом на тундре. Подняли, расправили парус. Главное — поймать ветер, Коля. Когда пойман ветер, он будет держать тебя в своей струе и будет нести тебя туда, куда захочешь ты, управляя всеми нехитрыми приспособлениями. Нельзя выпускать ветер. Мне кажется, он понял. Мне кажется… Кажется, и мне только сейчас стало понятно, что может означать факт потери ветра. Мой парус обмяк и повис, как тряпка. Вот и я хотел научить тебя, как ловить ветер, а сам не знаю, как его поймать, черт подери. Николай улыбается: «Ничего, старик, это бывает».
В сущности, ты эти полтора месяца ждал от меня одного слова — «остаюсь». Ты со мною бережен, не напоминаешь мне о моих несчастьях, неназойливо приветлив и показываешь эти места, как будто они твои угодья. Знаем мы друг друга давно, со школьных лет, редко, но постоянно переписываемся, сообщаем об изменениях в своей судьбе, о женитьбе, о рождении твоих детей, о моих напастях. Мне вот только в последнее время стало что-то не о чем писать — решил приехать сам, погостить, посмотреть, чем и как живешь. Тем более что времени у меня предостаточно: то ли отпуск, то ли временная бичевка. Ушел «на бич», говорят моряки, — значит, без работы и без денег. Встретились. Ни ты, ни я не изменились, но что-то меняется вокруг нас, и эти изменения накладывают свой отпечаток и на нас. Но ты уверен, — как и я, между прочим, — что мечта и реальность не совпадают, но ты так же уверен, — как и я, — что реальность необходимо изменять и приводить в соответствие с мечтой, что, как известно, не самое легкое из всех дел на земле. Но только такая деятельность может иметь настоящий смысл, именно она движет историю. «Здесь место, где я нужен» — ты этой фразы не произносишь, но она подразумевается. Она в тебе сидит. Здесь можно кое-что сделать, сказал ты, пусть масштаб невелик, масштаб мизерен, но мне другой и не по плечу. Здесь много еще нужно сделать, изменить, ты поможешь? «Останься». Тебе еще много нужно сделать, в рамках инструкций и административных положений, ты не сдаешься, ты сколотишь настоящую команду, которой под силу окажется существование в этих условиях и выполнение нужной задачи. Но посмотри на парус! Видишь, он начинает наполняться ветром, он поймал ветер: яхта движется сама. Вот как ею управлять: подверни рулем и обтяни шкотами паруса. Яхта идет точно по курсу благодаря тому, что у нас стоит вот этот выдвижной киль — шверт, он не дает ветру сбивать яхту в сторону. Мы выпилили его из метрового куска шестислойной фанеры, из ящичной сепарации. Подправив рулем направление движения, ослабляем вот эту снасть, шкот, а вот этой подбираем парус грот. Яхта приводится носом к ветру. Затем тихонько перекладываем гик с прикрепленной к нему нижней шкаториной на другой борт и повторяем в обратном порядке операции по вытравливанию и подборке шкотов. Этот поворот называется оверштаг. Меняя галсы, можно подойти практически к любой точке моря, потому что яхта с килем может идти под острыми углами против ветра. Мачта и весь остальной такелаж, все снасти, железочки сделаны, ты сам знаешь, вручную из бечевы, алюминия, дерева. Это сооружение, именуемое яхтой, спущено на воду, поймало ветер и движется. Оно приобретает значение орудия человеческой воли. Понимаешь, Коля, вещь, сбитая и склеенная человеческими руками из совсем прозаических, видимых каждый день элементов, являет собой не только предмет, в который вложен труд и посему имеющий большую ценность, но заключает в себе мысль высокого предназначения, можно сказать, символ. Такое разъяснение потребовалось для того, чтобы сказать: мечта составляется из той реальной действительности, которая окружает нас ежеминутно. Никакие облегчения этого обстоятельства, ни уход в малые масштабы, ни разрешение действительных противоречий в рамках инструкций дела исправить не могут.