Теперь же, когда под килем судна поплыла, виляя хвостом, серебристая снаружи и красная внутри красная рыба, неся в себе, как некую драгоценность, как сверкающий во мраке ее нутра рубиновый огонь — икру, отчего рыба становилась во сто крат любезней и желанней сердцу, — уж теперь-то люди ожили и засуетились. Парились дубовые пузатые бочки, точились вострые ножи и высыпалась в деревянные бадейки крупитчатая соль. Визжали опробуемые лебедки, смазывались ржавые тали, чистились разделочные доски, варился крепкий тузлук, подчищалась и мылась добела палуба. Мешали опять-таки механизмы и постылый ненужный груз, предназначенный для Точек.
Кэп вышел на крыло мостика, чтобы руководить всеми операциями по громкой связи, и первой его фразой Повариха была остановлена на полпути:
— Шестерку пик вам в задницу! Кто это развесил на мостике трусья? Через три секунды убрать!
Повариха метнулась на мостик и, уперев руки в бока, замерла напротив Кэпа.
Кэп вспомнил, что Повариха может запросто отказаться кормить его, Кэпа, и с нее ничего не возьмешь, потому что на судне могла готовить одна она. Да и если Кэп оскалит сейчас на нее зубы, плакали тогда горькими слезами все мечты о великом дне Обжираловки, когда раз в месяц Повариха и когорта ее добровольных помощников устраивали грандиозную жарёху и готовили самые вкусные блюда — как только умели хорошо и приглашали весь экипаж по-демократически собраться в столовой и отведать то, что они приготовили. Он прикусил язык и потрепал Повариху по плечу:
— Ну, как у тебя дела, уважаемая Повариха? Идут помаленьку?
Повариха открыла широко рот, приготовившись вылить на Кэпа поток проклятий, но прикусила язык. Кэпа опасно было трогать, иначе потом костей не соберешь: что с него взять? Она повернулась спиной и ринулась вниз, рассекая воздух.
Кэп, сразу лишившись своего боевого настроя, подошел к лееру и обнаружил на палубе, прямо посреди прохода между фальшбортом и трюмами, сиротливо приткнувшийся трактор. Ноздри Кэпа раздулись и по спине продернуло морозцем от нетерпеливого желания покончить с этой уродиной.
— Палубной команде! — рявкнул он в микрофон. — Завести стропы под трактор! Лёве на кран! Выбрасывай его к чертовой прапрабабушке за борт! Выбрасывай трактор скорее, выбрасыва-а-а-ай!!!
Удовлетворенный, он закрыл глаза и выключил усилитель. Чтобы не растерять миг блаженства на созерцание обыденной картины выбрасывания ненужного хлама за борт, Кэп, не открывая глаз, ощупью спустился в собственную каюту и прилег там на диванчик, лелея в мыслях ожидаемый всплеск за бортом, но не дождался. Вместо всплеска за бортом на палубе раздался невнятный шум и говор. Через минуту в каюту вбежал потрясенный Дед.
— Он не позволил! — прохрипел Дед. — Он сказал: «Я не позволю»!!!
Словно подброшенный стальной пружиной, Кэп вскочил с диванчика и вытаращился на Деда, будто филин на часы.
— Третий?
— Третий!
— Не позволит?!
— Не позволит!
— Третий?..
— Третий! Он забрался в кабину трактора и крикнул, что не позволит выбрасывать трактор за борт. «Пусть кто-нибудь рискнет выбросить меня в море вместе с трактором! Да я его достану из пучины морской», — то есть того, кто рискнет выбросить его вместе с трактором. Вот что сказал Третий.