Я уже знал, кого нет в каюте этого крохотного парусника: того, чья тень ложилась на палубу, когда светило солнце, и чья рука удерживала румпель, когда на яхту падала отвесная стена воды.
Сердце мое инстинктивно выделяло из массы более везучих и более знаменитых соперников именно Его. Меня привлекал образ этого бескорыстного покорителя Океана еще во время Его первого плавания на плоту; следил я и за сообщениями о Его попытках выйти в рейс на «Крошке». В то время, хотя я и не переживал Его неудачи, как свои собственные, образ Его полон был для меня человеческой теплоты.
В каюте была найдена проржавевшая шкатулка, покрытая ракушками и водорослями, в ней обнаружились бумаги, документы и морской паспорт на имя Джонса Уильямса. В неотправленной записке сообщалось жене, что Капитан жив и что Он просит помочь ему продовольствием, так как у Него во время шторма была смыта за борт и испорчена большая часть припасов.
На столе бережно расправлены и разглажены слипшиеся подмокшие бумаги. Каждая запись переводилась на русский язык. Вокруг стола стояло много молчащих людей, а мне, молодому рыбаку, не было стыдно своих слез. Я с трудом вникал в слова переводимых записей: «Крошка» имеет пробоину сверху… трепещу при мысли… Человек… Истощение может довести до сумасшествия… И немедленно пойти ко дну… Проклятие… солнышко…»
Последняя запись была сделана за два месяца до Его дня рождения и за четыре месяца до того, как яхта была обнаружена. Капитан готовил сообщение о находке и о том, что владельца яхты, подданного Соединенных Штатов, в яхте не обнаружено.
Я еще раз потрогал рукой избитое дерево «Крошки», заглянул в каюту. Я нашел тогда этот карандашик, привязанный тонкой бечевкой к столику.
Некоторые слова начали внушать мне мысли о том, что Капитан сдался Океану, что Он мог принять решение вернуться на берег и больше не делать попыток выйти в море. Неужели Он, всегда находящий в себе силы оправиться от удара и плыть дальше, мог решить не рисковать? Это Он, терпеливый и мужественный мореход? Нет, Капитан сделан из того материала, который идет на вечные постройки.
Он мог поддаться минутной слабости, ведь Он же человек; Он мог дотянуться до карандаша и написать записку, где просил всех, кто это может сделать, доставить Его домой, с тем чтобы больше никогда не ступать на борт судна. Такой записки в Его бумагах не было.
Я попытался представить себе те жестокие минуты, когда измученный Капитан ловил в воде сломанную мачту и засовывал ее в каюту — пригодится. Он забирается туда и сам, перебирает в сумках с мукой и сухарями, но там нет ничего, более или менее пригодного в пищу. Он набирает горсть перемешанной с соленой водой муки и пытается запить эту еду несколькими глотками морской воды. Яхта щепочкой взлетает вверх, проваливается вниз, Капитан загораживает спиной отверстие люка, с которого сорвало крышку, но воды не убывает. Ничего не дает и откачка ее ножной помпой: доски набора разошлись, и в щель не переставая хлещет вода. Утонуть Яхта не может, у нее большой запас непотопляемости, но под тяжестью воды она оседает, становится менее верткой, волны продолжают ее швырять. Тело не согревается промокшей одеждой. Капитана начинает бить озноб. Вернулась и боль в желудке, терзавшая Его в первом плавании. В полубессознательном состоянии Капитан выбирается на палубу, чтобы хоть как-то выровнять суденышко, поставить его носом против ветра; Он осматривается, не видно ли вокруг земли или судна, но ничего, кроме громадных черных волн и темного неба, разглядеть нельзя. Он уже не помнит, что отсоединил страховочный конец: ударом волны Его отрывает от палубы. Ослабевшие руки не держат потяжелевшее тело. Понимал ли Капитан, что гибнет? Сознание Его уже потухло, тело не повиновалось.
Вот так или примерно так все и произошло.
Студент подбросил в огонь сушняка и помешал в ведре палочкой. Звук удаляющегося мотора гас в тумане, растворялся во мраке вечера. Студент нехотя пожевал рыбы, взобрался на дерево, но оттуда не было ничего видно, и он опять спустился вниз. По звуку было слышно, как шлюпка приблизилась к судну, мотор затих, послышался скрип талей. Через пару часов шлюпка вернется, и снова Студент будет иметь счастье лицезреть одухотворенные лица работяг.
Студент очаровался долинкой, по которой протекала река, дикими зарослями вдоль берегов. Это была клевая долинка, импрессионистическая и помрачна́я, таких долинок не могла видеть даже Семиглазова из их класса, которая частенько ездила с отцом в разные места, когда поездки совпадали с ее каникулами. Пожалуй, Семиглазова ничего, размышлял Студент, только бантики она все равно носила не так, как носила их его тайная любовь, с которой он был однажды на свидании.