Студент попрыгал по ним, насколько мог далеко, потом вернулся к огромному валуну, который загораживал вход в бухточку, и обошел его по мелкой воде, благо шел отлив и вода была теплой.
И тут он и увидел картину, которая запала ему в душу навсегда. Впечатлительное его воображение было поражено до самых последних Студентовых дней.
В этом месте обрыв делал небольшую впадину, на дне которой было немного воды, хорошо прогретой солнцем. Днище было песчаным, кое-где его усеивали небольшие камни, видимые в прозрачной воде, котораяд оходила здесь только до пояса. На самом берегу лежали обкатанные камни, бока их обсыхали в тепле, отлив еще продолжался, и из воды выглядывали новые камни. Вот в этом зеркальце воды в оправе песка и камней Студент и увидел свою картину.
В заводи купалась обнаженная женщина. Вода скатывалась с ее загорелого тела, будто с горячей сковороды, и падала капельками — буль, буль… Женщину, видно, привлекли, заворожили игра солнечных бликов на воде, нежное тепло, горячая, как на юге, вода. Она замерла, подняв руки к копне рассыпающихся волос, жмурила на солнышке глаза.
Студент не запечатлел в своей душе ни поднятых движением маленьких грудей, ни светлые пятна незагоревших подмышек, ни чуть выпуклый книзу живот, ни узкую талию, ни цвет ее волос, темных против солнца. Он же не запечатлел ни ее пухлых губ, ни слегка вздернутого носика. Нет, никаких таких подробностей Студент не запечатлел. А запечатлел он весь образ целиком, как, скажем, не замечаешь на солнце пятен: больно смотреть, да и необязательно видеть само солнце, достаточно ощущать тепло и свет его.
Испуганный, Студент отступил осторожно за камень и затаился там, чувствуя, как колотится у него сердце. Ему показалось, что женщина его заметила и сейчас должна была обернуться и воткнуть в него испепеляющий взгляд. Он покрылся мурашками, подумав, что она раскричится, широко разевая, как Повариха, рот и уперев руки в бока, да и понесет его по кочкам, обольет презрением за то, что он посмел явиться в этом месте, которое, как знает вся округа, нашла первой она и не собирается его никому уступать, дудки! Нечего тебе тут шарахаться, разве ты не видел дощечки перед входом в бухту, на которой написано, что здесь мое место? И не стой, как пенек горелый, ничего тебе не обломится! Мотай отсюда, пока цел, свинячий потрох! Развелось сопляков, ничего не спрячешь от них!
Но женщина ничего такого не кричала и не собиралась кричать, даже когда заметила легкое сотрясение за камнем, где спрятался Студент.
Она присела пониже и стала плескать на себя водой, и вода скатывалась с ее нагретой коричневой кожи — фр-р-р! Маленькие ее груди прыгали вверх-вниз, будто неизвестные Студенту птички. Потом женщина стала хлопать по воде ладонями и громко засмеялась. Кожа на ее спине натягивалась, отблескивая на солнце капельками брызг.
Из-под Студентовой ладони выскользнул мелкий камешек и с треском покатился по гальке. Женщина обернулась, поискала глазами по берегу. В подсвеченных бликами солнца глазах ее мелькнул испуг, губы приоткрылись и…
Студент окончательно струсил и со всех ног кинулся бежать. Тогда, в начале рейса, он не бегал еще так хорошо, как сейчас, но на короткой дистанции мог дать форы любому на судне, кроме, конечно, Поварихи.
Но, когда он еще только набирал крейсерскую скорость, ему пришло на ум, что это не та женщина, которая могла кричать, широко разевая рот. Это совершенно другая женщина, сообразил Студент, но возвращаться не стал. Ему сделалось стыдно, что он подсматривал за нею, будто последний развратник.
Теперь Студент сидел и думал, что он остался на этом диком берегу совершенно один, наедине с этой женщиной, светлым взором заглядывающей к нему в опустошенную душу. Тихая грусть поселилась сейчас в Студентовой душе, тихая грусть да ощущение бесконечного одиночества. Ничегошеньки ему уже не было страшно: появись перед ним хоть сию минуту Повариха с распахнутыми объятиями или затрещи сейчас кусты и ступи в круг света, отбрасываемого костром, всклокоченный божедом Казак с острой саблей в руке, — и тогда бы Студент не испугался бы.
Сон опять незаметно сморил Студента, перед его внутренним взором поплыли круги и радужные пятна.