Дверь закрылась, и в комнате оказался еще один человек в форме офицера, пониже ростом, с чисто выбритым лицом, которое окаймляли бакенбарды, длинные, почти до самого подбородка, они, впрочем, тут же укоротились наполовину. Лицо этого человека было молодым, в белых крепких зубах торчала потухшая трубка, движения его были неторопливыми и точными.
— Командир! — вскрикнул Студент, а Флора, откинувшись на спинку кресла, с любопытством посмотрела сначала на Командира, потом на Студента.
— Да, это он, — сказала она. — Должна вам сказать, что на вашем судне неправильно к нему относятся, дорогой Студент.
— А вот и я! — громко сказал Афанасий и указал дланью в окно комнаты.
Действительно, под окном прогуливался Казак из морских и, задрав голову, смотрел в самый объектив, а на его молодом лице сияла глуповатая улыбка. Крупным планом — эта улыбка, такая незнакомая Студенту, ибо он еще не видел Афанасия улыбающимся.
— Н-нда! — довольно крякнул Афанасий и погладил бороду. — Хорош был смолоду. Иван не наврал: я помещался именно в этом месте и ходил туда-сюда, ожидая Лейтенанта. Но я никогда не знал, о чем был разговор в этой комнате.
— Иди сюда! — Высокий вернулся к столу, оторвав недовольный взгляд от группы зрителей, сидящих в пещере. — Читай чертеж! — Высокий ткнул пальцем в лист бумаги, на котором только что черкал гусиным пером.
Командир подошел к столу и склонился над схемой, внимательно ее изучая. Высокий кинул руки за спину и начал метаться по комнате, грохоча каблуками сапог: пять шагов туда, пять шагов сюда. С его руки свалились на пол новейшие электронные часы. Высокий остановился и, вытаращив глаза, смотрел на блестящий предмет до тех пор, пока Иван не исправил оплошность и не убрал их начисто. Командир оторвался наконец от чертежа и сел в кресло. Высокий прыгнул к нему, навис над ним:
— Чего молчишь, а? Карта неправильная? Говори, ну!
Командир откинулся на спинку, вытянул ноги.
— Дело не в карте. Может статься, Земли Гомма просто не существует и все это выдумки пьяного немца. — Командир затянулся дымом. Он говорил спокойно, без усилия преодолеть неощутимое сопротивление собеседника, но с той силой, которая, независимо от сопротивления, убеждает.
— Существуют другие земли, и они могут быть отысканы.
— И я о том же! — вскричал высокий. — Этих земель предостаточно. Но ведь пока нужна именно Земля Гомма, понял ты теперь или нет? Ну, ну? Скажи, зачем нам нужен этот обледенелый кусок камня посреди океана? А он точно обледенелый, он голый и пустой. Я вот поживу немного и подохну, а ты пойдешь туда! — Высокий выбросил руку в сторону моря. — Ты пойдешь и постараешься дойти. Не хватит твоей жизни на это, приготовь смену, пойдет другой. Не успеет он — дойдет третий, четвертый. Я подохну хотя бы и завтра, но телегу эту остановить будет трудно, почти невозможно. А вы дойдете, чертей вам в глотку! Но ты понимаешь, зачем вы туда пойдете, а? Понимаешь?
— Да-да, — сказал Командир, — нам нужен этот остров для того, чтобы взбежать на марс при его появлении и сказать: «Смотрите, как широк простор и как можно найти в нем новое дело, новые земли. Смысл есть, он в том, что мы сюда шли. Вы запечалились в битве за хлеб насущный, вы стали серыми и скучными. Но вот перед вами еще одна дорога». Разве не так, Государь Император?
Высокий долгим взглядом смотрел в лицо Командира, затем медленно опустился в кресло рядом. Лицо его сразу постарело, глаза, окруженные морщинами, смотрели строже, печальнее. Он глубоко вздохнул и облокотился о стол, спрятав под навесом ладони верхнюю часть лица.
— Прожектёр! — сказал он тихо, с заметной досадой. — И не исправишься, хоть сто плетей тебе клади. Я вот построил, вбил свои колья, остальным достраивать, но то, что сделал я, уж никто не своротит. Флот новый отгрохали, город возвели, плотины — все стоит намертво. А что теперь? Вернуться разве к старой забаве — кромсать голландскими ножницами сивые бороды боярам? Тьфу! Мне не каменный остров нужен, не Земля Гомма, мне нужен новый моряк, который все познает, которому сам черт страшен не будет; нужна новая школа мореплавателям, свежий глаз. Дело государственное. Ежели не плыть, ежели остановиться, то увязнем во мздоимстве, недоумии, крючкотворстве, волокитчине, запутаемся во вновь отросших сивых бородах, мужичок наш обратно в свою вонючую избу заберется к теплой бабе под бок. Ведь мы что делали? Выгнали его на мороз под угрозой плетей и голода: он пошел, деваться некуда, пошел лес рубить, хоромы строить, мачты остругивать. Из вонючих болот, где он сидит, покажем ему лаз, направим — ступай! И пойдет. И по дороге умнеть будет. Другого не вижу. Разговор новый нужен. А ты — все смысл, смысл…