Так и сделали. С предосторожностями гроб погрузили на лодку и привезли за много километров на то место, где впервые высаживаются новые члены нашей маленькой семьи и где впервые высаживались на берег и мы сами.
В ночь, когда родился Амбарщик, над горизонтом стоял Марс. Это к тому, что все мы рождаемся под знаком каких-либо светил или звезд, без этого не обошелся еще ни один человек. Молодые родители были безмерно рады появлению первенца и не могли налюбоваться кулечком, в котором посапывал крохотный Амбарщичек. С первых минут жизни, едва только посмотрев на него, мама поняла, что родился будущий великий человек. А папа, прогуливаясь под окном и на радостях отметив такое событие, убедился, что на горизонте стоит Марс, и пришел к мысли, что за этим окном появилась на свет божий незаурядная личность.
Они не ошиблись. Хотя чем больше вырастал Амбарщик и чем быстрее он вытягивался в высоту, тем быстрее и больше вытягивались лица у родителей. Тем меньше они стали загадывать на будущее и тем больше беспокоиться, но, как выяснилось, — совершенно напрасно. Дело было в том, что выдающаяся личность и великий человек не изволил еще сказать ни единого слова. Уже давно его сверстники научились говорить и ругаться, и прекословить своим родителям, а Амбарщик хранил гробовое молчание. Ни отец, ни мать так и не услышали от него самых первых и таких долгожданных слов: Амбарщик не сказал ни «ма-ма», ни «па-па», ни даже на «агу-у» его не хватило. Врач выявил полную несостоятельность родительских тревог — Амбарщик рос здоровым розовым крепышом. Ни кислая мина, с которой он смотрел на окружающее, ни молчаливая брюзгливость, написанные на его лице, отнюдь не были следствием какой-либо болезни.
Подошло, наконец, и ему время идти в школу. Но и в школе от него не могли добиться ни единого слова — он исправно и молча переходил из класса в класс, не исторгнув ни звука. Он исправно и молча сидел на задней парте, сохраняя полнейшее равнодушие и кислую мину. В школе он стал, благодаря своим замечательным свойствам, неким идолом, образцом ученика, о котором втайне мечтали учителя. Даже в пятом классе ни ученики, ни родители, ни учителя не смогли добиться от него не только слова писаного, но и молвленого тоже. Тот же день, когда он впервые произнес слово, вошел в неписаные анналы школьной истории.
Еще долго, подобно шмелиному рою, будут жужжать о нем на переменках, в полных табачного дыма туалетах, еще долго о нем с душевной тоской вспомянут в учительских, еще долго образ его будет стоять перед внутренним взором всей школьной братии.
Случилось это так. На большой перемене Амбарщик подошел к однокласснику и схватил того за карман голубых новеньких джинсов. Одноклассник опешил и попытался вырваться, но не тут-то было: Амбарщик держал мертвой хваткой. Он пощупал ткань и поковырял ногтем кожаную этикетку на заду. Словно убедившись, что все здесь без обмана, он произнес свои исторические слова, птицей облетевшие школьные коридоры и вызвавшие невероятное смятение в классах и учительской: «Олл райт, это настоящие «Ли», без всякого обмана».
С тех пор он охотно говорил. У него прорезался искренний и подлинный интерес к вещному миру иностранного производства. Он захотел хорошо жить и еще ни разу, нужно признаться, не пожалел об этом своем желании. Матери и отцу он приказал достать хоть из-под земли две пары джинсов, стетсон из Калифорнии, английские туфли из желтой кожи, портфель из крокодиловой кожи, зажигалку «Ронсон» и сорочки от Диора. Только на таких условиях он еще согласен был терпеть школу. Матери пришлось стать еще и его переводчиком, потому что Амбарщик вел все разговоры на английском языке, который освоил сразу, хотя нигде ему не учился. У него был чистейший оксфордский выговор. Экзамены у него принимали как у подданного иностранной державы и, выставив ему за оксфордское молчание соответствующие оценки, выпустили с богом на все четыре стороны. На следующий после экзаменов день Амбарщик и устроился без всякой посторонней помощи на судно, где еще не успели выбрать «амбарщика». И вот Амбарщик стал Амбарщиком.
Через два года Амбарщика знал не только весь портовый район, но и город.
…Бессонная ночь сморила Студента, и он, не думая больше ни о чем, сладко уснул прямо на траве.
Спал он недолго, ибо с рассветом, когда солнце стало трудиться, чтобы пробить густое облако тумана, повисшее над местностью, и редкие его блики задрожали над поверхностью воды, затрещал невдалеке лодочный мотор, и перед устьем реки возникла из белого тумана глиссирующая лодка с Семеном за рулем. Был Семен уже хороший и в заводь перелетел по воздуху, лихо тормознув задним ходом прямо у берега. Приткнув нос лодки напротив того места, где сидел, протирая сонные глаза, Студент, Семен спрыгнул на берег и, не обращая внимания на приподнявшегося Студента, направился куда-то в сторону.