— Мы заметили твой дым и свернули посмотреть, кто да чё. Тут не должно быть больше партий. Наша пока самая южная.
— Не трудно было идти по приливу?
— Не, — сказал Жора, — только в одном месте пришлось прыгать по валунам.
Краем глаза я видел Зою. Она медленно пила чай, опустив голову, и изредка отводила со лба густые волосы. Из-под штормовки у нее виднелся спортивный костюм, а на шее повязана косынка в цветочках по голубому полю.
— Ты в партии рабочим?
— Коллектор, — сказал Жора. — Я уже второй раз в поле. Малость насобачился. Скоро в начальники пролезу.
— Шутите-с?
— Ага, — сказал Жора и захохотал.
Он взял чайник и налил еще чаю. Только сейчас я заметил, почему одна ладонь казалась шире, — просто на другой не хватало мизинца. Ладонь все равно была огромной.
Он выпил еще кружку и еще раз взял чайник. Похоже, что Жора не из тех, кто умирает от скромности.
Жора протянул чайник и показал его Зое, но она, не глядя на Жору, отрицательно покачала головой. Тогда он налил себе.
Я посмотрел на Зоины руки. Хрупкие, тонкие пальцы. Кожа успела за неделю работы огрубеть: были царапины и ссадины. Ногти, конечно, без маникюра, но подрезаны кругло. Может, ей мешают длинные ногти, может, просто не нужны.
— Чё там у вас такое, Валентин, — спросил Жора, — будто сверхсекретное? Слыхал разговор: летчики летать рядом боятся — зацепишь ненароком в тумане.
— Не думаю. Сверхсекретное на такую высоту не строят. А у нас стоят просто мачты веерного радиомаяка.
— Темнишь, паря, — сказал Жора. — Ну, да ладно. Секрет так секрет.
Жора вытащил пачку «Примы» и закурил.
— Давно там трудишься?
— Третий год.
— Жена, дети?
— Один.
Жора свистнул:
— Ну, не завидно. Тебе бабу нужно; ты конь во какой.
— Кобылу, — сказал я.
Жора расхохотался. У него хриплый смех и раскатистый — простуженный, что ли.
— А на серьезе — какого беса ты там ошиваешься? Рубли, верняк, недлинные. Ты извини, конечно, за любопытство, Валентин.
— Ничего, ничего, — сказал я. — А рубли, конечно, недлинные.
— Тогда не понял.
Я посмотрел на Жору, потом на его руки. На острове бывали люди, работавшие на лесоповале не по своей воле, они-то мне и рассказывали всякое-разное. По некоторым признакам можно выделить человека, который недавно «оттуда».
— Мне кажется, ты немного все-таки понимаешь, Жора. Жить на острове, и без женщины, и не за деньги… и лес тоже…
Жора перестал улыбаться.
— Может, и так… — сказал он после минутной паузы.
— Во-во, — сказал я и в упор взглянул на Зою.
Она чуть-чуть отодвинулась от Жоры и сидела вплотную к «столу». Лицо безучастно, и смотрит она поверх моей головы куда-то сквозь березы. Пальцами перебирает кончики платка. Ажурная тень листвы шевелится на ее лице, на плечах и путается в черных волосах.
Нет, конечно, она не красавица. Но эта смуглая кожа, темные с матовым переливом волосы и синие глаза…
Где-то на юге, на Таити, все женщины такие, но то на Таити. А здесь это смотрится как волшебство.
— Зоя, хочешь еще чаю?
— Нет, — сказала она и встала, — я пойду умоюсь.
— Лучше всего это сделать у столбов юкольника. Там есть чистая мелкая заводь.
— Я так и сделаю.
Она склонилась над рюкзаком, развязала тесемки и вытащила полотенце.
Голубой спортивный костюм слишком обтягивал ее бедра.
— Помочь спуститься? — сказал Жора тихо.
Я видел ее взгляд, которым она смотрела на Жору. Медленным движением перебросила полотенце на воротник штормовки.
— Нет. Я сама.
Если бы господь бог создал меня женщиной, я бы тоже носил голубой спортивный костюм, плотно облегающий стройные ноги. И специально ездил бы на остров, где попадаются в березняках одинокие холостяки.
Жора следил за нею, когда она шла к бровке. Он очень внимательно следил.
Мне показалось, что было в его лице сейчас что-то слабое.
Захрустела трава и веточки на склоне.
— Твоя? — спросил я.
Жора снимал сапог и разматывал портянку. Портянку он повесил на колышек у костра. Потом снял второй сапог.
— Ну, — сказал он.
Я уже давно чувствовал с собою что-то неладное. Похоже на то, как бывает при сильном переохлаждении.
Но в том-то и дело, что сейчас мне было тепло, но вот эта жилка, совсем одна глухая дрожащая жилка…
Жора сидел на бревне, вытянув ноги к костру, а от носков и висящих портянок шел парок.