– Сейчас встряхнем Артемьевское хорошенько, товарищ Большаков, – пожимая мне руку, с воодушевлением произнес он. – Зарекутся впредь бунтовать, сукины дети! Верно, Тимошка?
– Ваша правда, товарищ Лифшиц, – подобострастно закивал Тимошка, тот самый долговязый парнишка, который, как я понял, являлся осведомителем Русакова и подсветил нам на днях тот злосчастный флигелек с тайником и врагом народа в комплекте.
Все забились в наш автобус. До цели добирались часов пять. Наш шофер петлял меж лесами, полями и озерами, видимо, впитав всей душой народную мудрость: «Напрямик ближе, а кругом скорее».
А на меня напала какая-то бескрайняя русская тоска. Мелкий дождь продолжал моросить, размывая контуры и смывая четкость мира. Раскисшая почва грозила засосать в себя деревеньки и села, дома и церквушки, мимо которых мы с трудом продвигались через уныние русской распутицы к своей цели.
С ситуацией по прибытии на место разобрались достаточно быстро. Благо из селян никто ничего не скрывал, а партийцы и сельсоветчики активно нам помогали. Сама история была по нынешним временам вполне обыденная. Собралась так называемая волынка – сборище селян с целью растащить зерно и скот. Обычно такие выступления состоят из столпотворения, агрессивных криков, попыток завладения колхозным имуществом и обвинений властей в том, что морят народ голодом. После приезда представителей власти и проведения агитационной работы ситуация чаще всего рассасывается. Правда, иногда попутно набьют членам колхозного правления или районному начальнику морду, но то не со зла, а крестьянской справедливости ради. Но здесь вчера прогремели выстрелы. Сотрудник милиции был ранен, исполкомовец убит. Уже задержаны наиболее активные крикуны.
Проблем установить, кто стрелял, не было. Сами же крикуны, перепуганные таким оборотом дела, по жизни больше бузотеры, чем антисоветчики и подкулачники, тут же и сдали убийц.
– Так то братья Прокоповы! Кулацкие морды! А мы на пальбу не подписывались! Нам бы только покричать за правду! – выдал главный бузотер – босяк и горький пьяница, которого я допрашивал в выделенной нам для работы сельской избе-читальне, заполненной столами со стульями, лавками, книгами и газетами.
– Где их искать? – спросил я.
– Так все знают – на Ближних болотах они хоронятся. А там искать пользы нет. Там такие болота, что только утопнешь, но ни в жисть ничего не сыщешь.
Обшаривать болота – задача не столь сложная, сколь совершенно неподъемная. Как пояснили местные, там армию Деникина можно спрятать. Значит, надлежало найти тех, кто покажет нам логово убийц. Ведь наверняка они держат связь с местными. Хотя бы для того, чтобы завести народ на волынку и в ее ходе подстрелить пару «краснопузых большевичков», как они нас называют.
И как найти эту связь их? Мы все думали-гадали, как будем опрашивать людей, вычислять. Все это долго и кропотливо. Но тут Лифшиц нас успокоил:
– Сейчас вмиг организуем.
– Каким образом? – заинтересовался я.
– Да дело нехитрое. Подход надо знать.
Он тут же пнул сельсоветских, чтобы те организовали сход на центральной площади села, рядом с церковью. Явка обязательна.
Народу там собралось полно. Все пространство было заполнено. А из-за церковной ограды на все это мрачно взирали одетые во все черное поп с попадьей и подьячим.
Лифшиц закатил пространную и простую, как пять копеек, речь, сводившуюся к тому, что за колхозами будущее, кто хочет жить достойно – будет их крепить, а кто не будет крепить, тому и жить незачем. Потом потребовал выдать кулаков и их пособников, совершивших убийство. Народ что-то вяло прокричал – то ли одобрительное, то ли ругательное. Никто никого, конечно, не сдал. И я даже не понял, зачем все это представление. И как оно служит нашей благородной цели.
Но, сойдя с подводы, служившей ему трибуной, Лифшиц о чем-то пошептался с местным партийцем, который с самого начала помогал нам. А потом подошел ко мне и Горцу и сообщил, все с тем же хитрым ленинским прищуром:
– Голову на отсечение даю, это они связь держат.
– Кто они? – не понял я.
– Да две бабы те, – пояснил туманно Лифшиц.
– Кукуевы. Мать и дочь, – добавил стоящий рядом партиец.
Оказалось, Лифшиц с трибуны не столько пропагандировал за светлую колхозную новь, сколько всматривался в селян. Хотя и было их немало, но опытный взгляд сразу вычленил нескольких. У кого морды сытые. Кто злобно смотрит. Кто нервно реагирует на призывы найти и покарать скрывающихся кулаков. И вычислил этих двух вполне ладных бабенок, лица которых были напитаны высокомерным презрением к происходящему. Они невольно дергались, когда оратор пылко обещал найти и покарать подлых убийц. А главное, на фоне царившего на селе жестокого голода, когда селяне едва ноги таскали и с трудом добирались до поля, чтобы из последних сил сеять хлеб, эти две выглядели достаточно сыто.