Выбрать главу

– Ладно.

– Что – ладно? – Выходит, иногда Паскуале ее слушал.

– Ладно – в смысле хватит. Дело закрыто. Это противно, но меня не касается. Не мое дело.

– Молодец.

– Дай я поведу.

Паскуале вылез, поменялся с ней местами. И в этот момент запищало радио:

– Пятый, пятый, вызывает сто тридцатый.

Паскуале сделал попытку снова сесть за руль, но Лара покачала головой. Он по мобильнику связался со сто тридцатым. В районе овощного рынка было замечено какое-то подозрительное движение. Может, конечно, ерунда, но надо заглянуть на всякий случай.

– Мы тут неподалеку. Сейчас приедем.

Улица Карраччи, налево, еще налево, прямо, прямо. Это была просторная площадка, где недавно снесли социальный центр. Еще виднелись остатки старых стен, а рядом уже начинали возводить новые. Было темно, фонарь на другой стороне улицы не горел.

– Ничего не вижу, – сказал Паскуале.

– Там кто-то есть, – откликнулась Лара, – что-то белеет.

В следующий миг лобовое стекло взорвалось. То есть это Ларе показалось, что оно взорвалось, потому что с ее стороны оно все раскололось, покрывшись паутиной мелких трещинок, напоминавших мозаику. Она быстро крутанула руль, автомобиль вскочил на тротуар, и Паскуале упал на нее. Он был какой-то слишком уж мягкий, липкий и горячий, голова его скользнула вниз, ей на руки, которые она все еще держала на руле. Когда она убрала руки, он ткнулся головой ей в тяжелые, непослушные ноги.

Лара увидела три дырки в лобовом стекле, увидела, что весь рукав пиджака у нее красный и спина у Паскуале тоже вся красная. Тогда она распахнула дверцу, выскочила из машины и на четвереньках забежала за нее, выхватив пистолет и нацелившись в темноту.

Никого, ни тени, ни шороха.

Лара подождала. Потом она говорила, что хотела убедиться, что действительно никого нет, а на самом деле она ждала, чтобы унялась дрожь. Она поднялась, только когда заметила, что кровь затекла из рукава на руку и рука начала замерзать. Она обошла машину и заглянула в открытую дверцу.

Паскуале лежал, уткнувшись лицом в водительское кресло. Она попыталась его поднять, но он был очень тяжелый, и ей удалось только повернуть его на бок, и он так и застыл в нелепой позе.

Одна дырка была у него в груди, другая в шее, а лица вообще не было.

Лара выпустила его из рук, отпрыгнула назад, и ее начало рвать.

Будь Лара потверже характером, она бы сразу же снова попросилась за руль, прямо так, с пластырем на носу, расцарапанном осколками ветрового стекла, и с легкой дрожью в руках. Но Лара твердостью не отличалась и все три дня отдыха, рекомендованные врачом после перенесенного шока, просидела дома. Более того, она взяла еще два выходных и укатила с Марко на море, к его родне, у которой был пансион в Римини. Сидя на пляже, зарывшись ногами в холодный зимний песок, она раздумывала, не попроситься ли подальше от патрульного руля в офис, где поспокойнее. Гибелью агента Паскуале Джулиано занимался мобильный отряд сыскной полиции, и комиссар сказал ей, что у них есть уже рабочая версия. Стройка входила в территорию Яри Албанца, известного сутенера и торговца наркотиками, и кто их знает, какое дельце у них из-за вас сорвалось, почему они так на вас отреагировали, но, будь уверена, мы этих ублюдков поймаем. Больше Лара ничего знать не хотела. Не потому, что ее не волновала смерть Джулиано, а потому, что она не хотела об этом думать, она от этого отстранялась. Даже на похороны не пошла. Потом, рано или поздно, все это вспыхнет в памяти и она снова увидит мертвое лицо, залившее кровью ее форменные брюки, которые она выбросила, даже не попытавшись отстирать. Потом, рано или поздно, но не сейчас. А сейчас она сидела на пляже и сыпала на босые ноги струйку сероватого песка, зажатого в кулаке, и песок относило влажным и соленым морским ветерком.

Все было не так, не так, она знала.

Что-то, и она прекрасно понимала что, заставляло ее думать совсем о другом: надо переходить в офис, возобновить учебу в университете, поменять работу. Надо узаконить отношения с Марко, обзавестись домом, родить ребенка. И привыкнуть наконец заниматься любовью без лифчика, а то она ни с кем еще, ни с Марко, ни с кем другим, его не снимала. Думать о чем угодно, только не об этом. Лара знала о чем, но думать не хотела. Хотела жить спокойно. Не ее это дело. И нечего встревать.