Все молчали.
Молчание прервал Моши:
– Симона, ты уверена, что расположена показывать грудь? Можно, например, придумать какую-нибудь почечную колику или кисту, на худой конец…
Симона Сомаини вытирала слезы:
– Нет! Это так прекрасно… Наконец-то в сценарии появились сердце, душа. Это лучшая из серий. Для такой серии я на все согласна, даже обнажить грудь, которая для многих женщин создает такие проблемы.
Опытная профессионалка Елена Палеолог-Росси-Строцци тут же подхватила мяч на лету:
– Это должно отразиться на гонораре моей клиентки!
– Конечно, конечно, – раздраженно остановил ее Уго Мария Рисполи. – Но не слишком ли жестока сцена в операционной, когда докторша при смерти? Вся эта кровь, дефибрилляторы… Подумайте о публике.
– Нет, доктор. Пусть все в этом месте подумают, что наша героиня умрет. Это будет обжигающая сцена.
– Правильно! – загорелась Сомаини. – Это ключевая сцена. И пусть будет кровь. Публика должна понять, что докторша такая же, как все, и может умереть под скальпелем, как любая другая. Пусть в этой сцене узнают себя!
Уго Мария Рисполи с сомнением покачал головой:
– Ну-ну… Будем надеяться, что нам не заморочат головы разные ассоциации…
– Не волнуйтесь. Много мы показывать не будем. Я хочу вызвать эмоции, а не устраивать бойню, – вмешался режиссер.
– Морин, вы висите на волоске. Если облажаетесь, можете забыть про мини-сериал о Пертини.
Воздух в комнате похолодел, как будто заработали все кондиционеры разом.
Режиссер провел рукой по волосам и подумал: «Ладно, здесь я рискую задницей, зато спасаю свои двадцать пять сантиметров». Он взглянул на Уго Марию Рисполи и безмятежно покачал головой:
– Не беспокойтесь. Все будет отлично.
– А кого вы прочите на роль Джона Престона и этого… как его… Мбумы? – спросила Франческа Витоколонна, которая делала какие-то заметки в блокноте.
– Исполнители у меня есть, – ответил Морин. – Это прекрасные театральные актеры.
Больше вопросов не было.
– Ну ладно… тогда… в добрый час, – заключил Уго Мария Рисполи, закурил сигарету и поднялся. – Но прошу вас, эти груди… Все-таки первый опыт!
В павильоне № 2 рабочие сцены уже поставили декорацию операционной. В дневном плане съемок сцена операции числилась последней.
В гримерной № 12 с Паоло Бокки и Мбумой работал костюмер. Бокки, в зеленой операционной блузе, погляделся в зеркало и сразу почувствовал себя на коне. Это была его вторая кожа. Мбума выглядел хуже. Гримерша наложила на его лицо кило три тона, чтобы спрятать следы псориаза, и теперь он был похож на зеленого зомби.
– На этот раз нам повезло, Мбума, я это нутром чую. Поедем мы с тобой на остров Маврикия. Белые пляжи, креолочки, море… Целыми днями ничего не будем делать…
В дверь постучали.
Это был ассистент режиссера.
– Если угодно спуститься, то мы готовы…
Бокки посмотрел на Мбуму, махнул рукой:
– Готовы! – И положил в карман брюк какой-то пакетик.
– Дай-ка еще беленького! Инея дай! Нет, этот слишком резкий… Чуть-чуть уберем… – Это командовал Марцио Де Сантис, главный оператор. Он, как лозоходец, бродил по павильону, тыча в воздух экспонометром. Усталые осветители перетаскивали с места на место прожектора и не могли дождаться, когда же кончится этот сумасшедший день, за который отсняли восемнадцать сцен.
– Эй, Марцио, когда кончим? Уже шесть часов! Я бы хотел встретить Рождество дома! – сказал Умберто, главный осветитель.
Механик уже заканчивал подъем тележки оператора:
– Умбе, ну можно хоть посмотреть на Сомаини? – И он руками очень выразительно очертил роскошные формы актрисы.
– Мальчики! – вмешался помреж, молодой парень с волосами, завязанными хвостиком, и эспаньолкой. – На площадку не входить! Пока снимаем, никто не должен болтаться под ногами. Сомаини против!
– Ну во-о-от! – поднялся хор разочарованных голосов.
– Еще поправь. Две и восемь – и мы готовы, – бросил Марцио Де Сантис первому оператору, и тот сразу сменил диафрагму в камере.
– Ну что, порядок? Можно снимать? Давай актеров! – Морин сидел перед монитором. Рядом, со своим неразлучным блокнотом, примостилась на табуретке Антонелла Иоцци.
Вошла Сомаини в халате. Парикмахерша на ходу поправляла ей прическу:
– Чао, Симона… У нас все готово!
– Всем добрый вечер! – обратилась актриса к труппе.
– Добрый вечер, синьора… – К ней относились с почтением и в то же время так и норовили разглядеть роскошное тело.