Телефон стоял на столике у двери, Тереза сняла трубку. Набрала номер – медленно, словно с трудом вспоминая цифры.
Марко снова глянул в окно. Чуть погодя Тереза повесила трубку:
– Не отвечает.
– Как это – не отвечает?
– Связи нет.
– Ну попробуйте еще раз. Когда он придет?
– Я ждала его к ужину.
– Хорошо. Значит, у вас еще есть время.
Тереза вздохнула.
Марко достал мобильный, вынул батарею и симку:
– У вас есть ножницы?
Тереза кивнула на ящик в столе.
Марко открыл ящик, отыскал ножницы с пластиковыми кольцами и разрезал карту пополам: два кусочка упали рядом с раковиной. Затем вытащил бумажник из заднего кармана, вынул из него другую симку, вставил ее в телефон, включил его, набрал номер. В тишине кухни были слышны гудки. Марко считал их. Он выглядел очень напряженным: казалось, его мучит какое-то подозрение, которое вскорости и подтвердилось. На пятом гудке он отключился и сжал зубы.
– Дерьмо, – бросил он.
Тереза нахмурилась, услышав бранное слово.
Марко выключил телефон, вынул карту, разрезал ножницами и ее. Растерянно огляделся. Посмотрел на часы, снова включил телевизор. В дневных новостях сообщали о том, что полиции удалось задержать группу террористов, совершивших убийство и два грабежа. Марко сел, словно загипнотизированный кадрами на экране. Там показывали, как двоих арестованных ведут из дома к полицейской машине. Лицо Марко помрачнело. Потрясенная Тереза отшатнулась.
– Святая Дева, – вырвалось у нее.
– Довольно! – разозлился Марко, выключая телевизор: новости закончились. – Лучше позвоните еще раз вашему сыну.
Тереза не торопилась.
– Хотите и дальше терять время? Ладно, говорите номер, я сам позвоню. – Марко поднялся и направился к телефону.
– Нет, нет, – отозвалась Тереза; в голосе ее слышалось отчаяние.
– Слушайте, мне надоело. Мне новые проблемы не нужны. Давайте диктуйте этот проклятый номер!
Он был на грани.
Тереза страдальчески взглянула на Марко, закрыла лицо руками и заплакала.
– Что с вами такое?
Марко положил трубку. На этот раз он не требовал, чтобы Тереза успокоилась.
Она указала ему на листок бумаги, висевший на стене рядом с холодильником. Марко сорвал листок и протянул ей:
– Вы ведь не ждали Винченцо к ужину, так?
Тереза хлюпнула носом, согнула листок и сунула в рукав кофты.
– Я его не видела полгода. Последний раз он звонил месяц и еще двадцать один день назад.
Марко сел рядом с ней, стараясь держаться как можно вежливее. Тереза глядела в пространство. Слова ее выдавали долго скрываемую боль, которая теперь рвалась наружу, и от этого становилось легче.
– Винченцо нужен дом, но я не могу дать ему дом. – Она вытащила из рукава листок и вытерла лицо. – Но тебе-то какая разница. Вот теперь ты знаешь, до чего я дошла. Можешь быть спокоен. Тебя не станут искать здесь. Никто никогда сюда не приходит.
– Мне жаль.
– Жаль тебе! – насмешливо произнесла она.
– Мне жаль, правда, – повторил Марко.
Тереза посмотрела на него, словно вспоминая кого-то другого.
Остаток дня Марко раздумывал, делал короткие пометки в блокноте, включал и выключал телевизор, смотрел на улицу. Этими мелочами он занимался сосредоточенно, будто составляя план. И, только заслышав над головой шаги матери, Марко изменился в лице и сглотнул, хотя во рту пересохло.
Терезу охватило что-то вроде усталости, и она взирала на своего цербера со спокойной покорностью. Она больше не просила у него разрешения сходить в туалет, а он больше не следил за каждым ее шагом.
Они сидели за столом. Вечерние новости начались с известия об аресте еще одного члена группы, к которой принадлежал Марко.
Тереза только что вытащила из духовки макароны, приготовленные еще вчера.
– Это закоренелое зло, – диктор читал заявление следственных органов, – скоро будет уничтожено на корню.
Марко, подавленный, поник. Тереза выкладывала на тарелки приборы.
– И что теперь будешь делать?
– Не знаю, – удрученно ответил Марко.
– Попробуй рассказать, что случилось. Может, я смогу чем-то помочь.
– Не думаю.
– Я такая тупая?
– Да нет, не в этом дело. Это сложно рассказать.
– И ты не хочешь рассказывать такой, как я, правильно?
Марко не нашелся что сказать и поэтому отозвался грубо:
– Вы, часом, в политике не разбираетесь?
– Нет. Ничего в ней не понимаю.
– Ну вот. Так о чем нам говорить?