Я вздохнул, словно вострубил, обрушив стены Иерихона, и рассказал ей все. Рассказывая, я отправился на кухню к холодильнику налить нам холодной кока-колы.
Пока я наполнял бокалы, до меня из другой комнаты донесся ее голос:
– Сколько они тебе дают за услугу?
– Тридцать тысяч.
– Здесь в контракте сказано сто.
Черт! Сара была не племянницей Улисса, она была Улиссом собственной персоной. А я был последний остолоп. Я оставил листки контракта на столе, как раз перед шерлок-холмсовским взглядом моей племянницы.
Сара появилась в дверях маленькой кухни:
– Как ты думаешь его разыскать? Это фото ничего не значит. Он мог оказаться там проездом.
Я пожал плечами и протянул ей бокал кока-колы.
– В любом случае это отправная точка. Я решу на месте. Покажу его фото. Наверняка найдется кто-нибудь, кто его видел, говорил с ним…
Я отпил глоток.
– Если тебе интересно, я знаю, где он.
Я поперхнулся кока-колой, и белый кухонный столик принял леопардовый окрас.
– Ты что, знаешь, где он?
– Конечно.
– Где?
– Сколько?
– Что «сколько»?
– Сколько ты мне дашь?
– Ты хочешь сказать, что за информацию я должен тебе заплатить?
– Эта информация принесет тебе сотню тысяч, милый Риккардо.
Если она снова начала называть меня Риккардо после того, как назвала дядя, то дело совсем хана, кто бы я ни был, дядя или Риккардо.
– Сколько ты хочешь, змея?
– Было бы справедливо, скажем, тридцать процентов.
– Ты сошла с ума! Пять.
– Двадцать пять.
– Ты забываешь одну вещь. Я ведь могу найти его и один.
– Ты никогда его не найдешь, можешь поверить мне на слово.
Не знаю почему, но я ей поверил.
– Ладно, десять процентов.
Она расхохоталась, запрокинув голову. Эта паршивка была восхитительна. Я не знал, обнять ее или выдрать. Но в ее глазах светилась искорка, та самая, что присуща только человеку и отличает его от животного. Была, была искорка.
– Пятнадцать, и кончим этот разговор.
– Идет. Так где он?
Она снова засмеялась. На этот раз мне захотелось ее только выдрать.
– Нет нужды тебе говорить, тем более что я тоже еду.
– Ну уж нет!
– Ну уж да! Conditio sine qua non:[30] либо е́ду, либо ничего не скажу.
Манни, Манни, если бы ты был рядом, как бы ты торжествовал! Кто ранит шпагой…
– Дай мне знать, когда едем.
Она взяла брошенный на кресло рюкзачок, закинула его на плечо и открыла дверь.
– Разумеется, дорожные расходы твои.
Она уже собиралась уйти, но я преградил ей дорогу:
– Сара, меня мучит один вопрос…
– Ну?..
Я задал этот вопрос, а в ушах у меня раздавался голос Манни.
– Как тебя угораздило обнаружить, где Вальтер Чели?
Она посмотрела на меня с довольным видом:
– Очень просто. Я с ним трахалась.
И она удалилась, оставив меня в одиночестве.
Слава богу, что она мне только племянница, а не дочь.
Закрыв душ, я на миг остался понежиться и вкусить блаженство последних капель.
Я вообще-то слегка побаиваюсь самолетов. Так, ничего серьезного, просто мне всякий раз делается не по себе, когда я вижу даже нарисованный самолет. Пока я восемь часов как на иголках сидел в самолетном кресле, вслушиваясь в каждое изменение шума двигателей, у меня из-под мышек струились горные ручьи. А когда мы наконец сели в Гвадалупе, я был мокрый как мышь.
Завернувшись после душа в халат, я вышел на балкон любоваться карибским вечером. Меня сразу же целлофаном обволокла сырость, а в ушах заревел оглушительный лягушачий хор. Я заказал две комнаты в отеле «Меридиан» и теперь убедился, что лягушачий концерт стоил мне столько же, сколько концерт знаменитой группы «Cream», с той только разницей, что там я мог беспрепятственно встать и выйти из зала.
Если не принимать в расчет звуковое сопровождение, панорама открывалась очень даже недурная. Передо мной развернулась живая открытка: пальмы, буйная растительность, влажное, чувственное дыхание жары, белый песчаный пляж и в глубине – небо и море, оспаривающие друг у друга линию горизонта.
Хотя я и дипломированный стервятник, мне не удается отделаться от ощущения, что в некоторых местах чувствуешь себя так, словно висишь в комнате вместе с табличкой «Прошу не беспокоить».[31] Может, с такой философией и легко наворачивать жареные каштаны, но стоит ли рваться изо всех сил на две недели в отпуск, если там всегда найдется тот, кто будет смотреть на тебя сверху вниз только потому, что ты нездешний?