Не тот, и уже давно не тот. Когда-то я дорого заплатил бы за такой интерес к своей персоне, а теперь не показываюсь даже в баре, чтобы не попасться какому-нибудь папарацци. Двоих таких субъектов Мауро уже вышвырнул за дверь.
Не удалось уйти только от полицейских. Меня вызвали дать показания, или как там это у них называется. Через пару дней стало еще кое-что известно. Лука был убит ударом палки по голове, потом его погрузили в собственный автомобиль, вывезли за город и там сожгли вместе с автомобилем. Когда его нашли, тело еще дымилось. Его опознали по номеру машины и по зубам. Это был точно он, и не могло идти речи о дьявольских трюках, чтобы уйти от кредиторов. Когда его сжигали, он был мертв уже несколько дней.
Полицейский, который меня допрашивал или, точнее, выслушивал в качестве свидетеля, владевшего фактами, был сицилиец лет пятидесяти пяти. Его черные усы пожелтели от никотина. Фамилия его была Феролли, а табличка на двери гласила, что он начальник оперативного отдела. Его кабинет в квестуре на улице Фатебенефрателли был похож на кабинет заместителя директора провинциальной школы: темный, неприбранный, со значками футбольного клуба «Интер», развешенными между фото президента и итальянским флагом. Хозяин кабинета вел себя спокойно, почти по-штатски, хотя мне это особой радости не доставило. Его интересовало наше давнее знакомство с Лукой и последняя встреча с Катериной в день убийства.
Я рассказал ему все, что знал, да и знал-то немного. Я давно уже не имел никаких известий о Луке, если не считать того, что мне рассказал Бруто. Феролли все пытался дознаться, не было ли у меня какой обиды на Луку, не задевали ли меня его успехи.
Я ответил абсолютно искренне:
– Да, было немного. Но ведь это по-человечески…
– Да-да, конечно, – заметил он сочувственно, – а синьор Мелис не пытался больше с вами встретиться?
– Пытался.
– Когда?
– Года два назад. Он оставлял мне сообщения на автоответчике.
– А вы?
– Не отвечал. Даже не прослушивал их. Как-то раз он заходил ко мне в бар, но я велел сказать, что меня нет, и он ушел.
– Как по-вашему, зачем он вас искал?
– Думаю, он приходил мириться. Хотя сейчас я уже в этом не уверен.
– То есть?..
Я помолчал.
– Мне кажется, он приходил за помощью. У него начались неприятности с работой.
– И вы могли бы ему помочь?
– Нет.
Он расспросил, как провел я неделю, предшествовавшую гибели Луки. Вспомнить было нетрудно: я день и ночь проводил в баре. Он слушал, что-то записывая, потом провел рукой по редеющим волосам.
– Думаю, мы закончили.
– Это всё?
– А вы чего ожидали? Что вам направят в глаза лампу и будут бить мокрым полотенцем? – Он внимательно посмотрел на меня. – Впрочем, если вы хотите что-то добавить…
– Нет, прошу прощения.
Он продолжал меня разглядывать.
– Можете нам еще что-нибудь рассказать. Конфиденциальность гарантируем. Можете исповедоваться, если желаете.
Я был настолько ошарашен, что не нашелся что сказать.
Он улыбнулся, обнажив зубы, такие же желтые, как и усы.
– Да не волнуйтесь, шучу. Профессиональные шутки. Мы вовсе не считаем вас убийцей.
Я сглотнул:
– Меня?
– А вы не считаете профессиональную ревность достаточным мотивом?
– Я владелец бара.
– Но не всегда им были. Конечно, прошло много времени…
Феролли закончил записи и отдал их полицейскому в форме, чтобы тот набрал на компьютере. Я прочел. В протоколе было все, что я сказал, только записано в ужасном бюрократическом стиле: «На вопрос отвечает: „До нижеизложенной даты с жертвой не виделся…“».
Я пожал протянутую руку:
– Синьор Феролли, вы всерьез думаете, что это Катерина?
Он задумчиво покачал головой:
– Берегитесь, Донати.
Я вышел из кабинета с чувством, как будто сдал экзамен. В коридоре торчал какой-то прилично одетый небритый тип. Я решил, что это полицейский в штатском.
– Синьор Донати?
– Феролли передумал и решил меня арестовать?
Он удивленно поднял брови:
– Надеюсь, что нет. Мое имя Мирко Бастони. Я адвокат.