– Нет, – ответил Куррели тоном третьей степени раздражения. – Мы сами догадались, опросив кое-кого. Итак?
Серена Вакки не смутилась и жестом, который претендовал на соблазнительность, приподняла на затылке высветленные волосы.
– Ни для кого не секрет, что я позирую некоторым художникам. Это запрещено? – Она с вызовом уставилась на Маркини.
– Мы здесь не за этим, – внес ясность Куррели.
Эта женщина его раздражала, может быть, потому, что, отвечая, не смотрела на него.
Глядя все время на Маркини, она тряхнула головой, и волосы рассыпались по плечам.
– Комиссара интересует, были ли вы в студии Порцио в день убийства, – разъяснил Маркини, словно желая снять неловкость.
– Затрудняюсь сказать, – ответила Серена, стараясь придать тону отстраненность.
На несколько секунд воцарилось молчание. Потом Куррели встал нарочно напротив женщины, чтобы она наконец смотрела на него.
– А у Фабио Порцио вы выполняли только работу модели?
Застигнутая врасплох, Серена Вакки плотно сжала губы, чтобы с них не слетел ответ, который мог ей дорого стоить: в конце концов оба этих козла были должностными лицами.
– За кого вы меня принимаете?
– Два задержания за приставание, один арест за сбыт краденого и еще всякие интересные вещи, – перечислил Куррели.
– Вы хорошо выучили урок, но все это было давно. Уже пять лет, как я с этим завязала.
– То есть завязали с уличным промыслом… – инстинктивно заключил Маркини.
Женщину это особенно задело: она была уверена, что со стороны Маркини опасности ждать не приходится. Казалось, она вот-вот капитулирует, но она взяла себя в руки и даже попыталась улыбнуться:
– Когда вы ничего не понимаете, вы всегда такие – один плохой, другой хороший?
Куррели начал уставать:
– Нет, нынче мы решили оба быть хорошими. Так вы были или не были у Порцио в день убийства Елены Маркуччи?
Серена Вакки посмотрела ему прямо в глаза:
– Если Фабио сказал, что меня там не было, значит, меня там не было.
– По-моему, они друг друга покрывают, – прошамкал Маркини, надкусывая горячую рисовую зразу.
Куррели покачал головой, проглотил кусочек бутерброда и полез за очередной бумажной салфеткой.
– Хорошенькое укрывательство! Она могла избавить его от тюрьмы, и не стала. Ну и укрывательство! – повторил он.
– Может, она и не врет. У нее были неприятности с полицией, и она не хочет новых. Она и рада бы ему помочь, но ее действительно не было у Порцио.
– Если продолжишь, я растрогаюсь. Да была она там! Уж не дал ли ты себя завлечь прекрасным глазкам?
– Кто, я?
– Ты, ты. Пожалуй, еще скажешь, что она красавица.
– Да уж не дурнушка.
– Да она же вся сделанная, с головы до ног, это я тебе говорю, и лет ей под сорок.
– Ей тридцать. Я видел документы, – колко заметил Маркини.
– Тридцать? О как! – Куррели поискал еще салфетку.
– Сами говорили про Ломброзо, а судите по внешнему виду.
– Я не сужу по виду, я уверен, что Серена Вакки врет. Я всегда смотрю в глаза, когда разговариваю с человеком, а она глаза прячет.
– Просто она вам не понравилась.
– Да, не понравилась. И этот манекен Крешони тоже, и все такие, как он. Вот у меня где сидят все, кто вечно хочет выставиться… Кто хочет казаться не тем, что он есть на самом деле. Может, я не так скроен, но уж какой есть…
– А что плохого в том, что хочешь казаться другим? Если кто-то с собой не в ладу…
– И заметь, я сужу не только по внешнему виду, постарайся понять.
– И все-таки я думаю, что в этом нет ничего плохого.
– Еще как есть, если речь заходит о демократии.
– Комиссар, она вроде бы не занималась политикой, так при чем тут демократия?
– Ага, теперь то, что именуют демократией, имеет накачанные гелем губы, обесцвеченные волосы и все такое прочее… Она насквозь фальшивая: она не то, чем кажется… и не то, за что ее выдают.
Маркини отказался от третьей порции зраз.
– Ну и что с того? – спросил он и тут же пожалел, что спросил.
– Не знаю, пока не знаю. Но у той демократии, что нравится мне, нет ни денег, ни времени, чтобы сделать себе искусственную грудь. Понятно?
Маркини содрогнулся:
– Вы считаете, что у Вакки искусственная грудь?
Куррели посмотрел на напарника. Ответ у него был уже готов, вот только вряд ли Маркини поймет.
Итак, Серена Вакки была в доме Порцио и видела рисунок, может быть, даже к нему прикасалась. Порцио отложил его в сторону, чтобы он высох. Вечер начался с позирования, а потом… в общем… Порцио и Вакки отправились в спальню… Что тут плохого? Нет, она не знает, как рисунок оказался у старухи. В какой-то момент Порцио вышел из комнаты, то ли взять чего-нибудь выпить, то ли в ванную, но сразу вернулся. Минут через пять-десять. И сказал: в дом кто-то вошел! Она, то есть Вакки, перепугалась, решив, что это какой-нибудь эротоман, любитель подглядывать… «Что за идиотская мания не закрывать дверь!» – крикнула она, наспех одеваясь. Фабио ее любит, он сказал, что ее не было, чтобы защитить ее, он ведь знает обо всех ее сложностях. А когда всплыла эта история с убитой старухой, она думала пойти в полицию, но полицейские – известно, какие они. А что полицейские?.. Видала она их и в Генуе, и в Неаполе! Да нет, не будем всех под одну гребенку…