– Мы идем обедать или нет, Карло?
Мальчик неохотно оторвался от собаки.
– Пока, – сказал Витас.
Никто из двоих ему не ответил. Мама Ирина заворчала, хвост ее снова пришел в движение.
VIII
Сто тысяч евро! И ни одной меченой купюры! Приду за ними в пять! Лаура сухо отпихнула заботливо протянутый Джанджильберто стакан виски.
– Бред какой-то, – прошептал он, стараясь стряхнуть капли с шарфа, который она подарила ему на Рождество, – у тебя… то есть у нас, нет таких денег!
Лаура, зарычав, как тигрица, бросилась на белый кожаный диван в своем обиталище матери-одиночки.
– Ты что, не понимаешь? Этот человек знает все!
– Кто? Тот, кто звонил? Что он знает?
– Все о банке, идиот! Знает, где я работаю, знает, где у меня сейф… и знает, что, если я хочу снова увидеть сына, я должна взять оттуда деньги…
– А какие гарантии он дает, что Карло…
– Ясно, никаких! Я должна, и все тут! Он сказал… Он сказал, что я должна оставить деньги в двух конвертах у английского кладбища в Тестаччо… и возвращаться домой. И Карлетто уже будет там меня ждать…
Джанджильберто нежно обнял ее за плечи:
– Напрасно ты не дала мне с ним поговорить.
– Ну что ты такое говоришь!
Джанджильберто вздохнул:
– Я говорю, что надо бы вызвать полицию, не рисковать…
– Это не твой сын! И если ты его ненавидишь… А ты его ненавидишь!
Боже, избавь от истерики, пусть даже тихой. Джанджильберто изобразил на лице огорченную улыбку, голос зазвучал покровительственно и ободряюще:
– Прости меня. Но тебе не хватает трезвости рассудка, чтобы…
– Слушай, – вскинулась Лаура, – сделай милость, уходи, а? Видеть тебя не хочу. И не путайся под ногами. Убирайся!
Джанджильберто вознесся на пик своей мужественности:
– Нет, я тебя не брошу. Ну, ругай меня, вызверись, если тебе от этого станет легче. Я не уйду. Мое место здесь, рядом с тобой!
– Но я не хочу!
– Это неправда. Когда этот тип увез Карлетто, ты сразу подумала обо мне. И позвала меня. Кроме тебя, обо всем знаю только я. Я твой единственный близкий человек, Лаура. Ты мне доверяешь – и правильно делаешь. Потому что я никогда тебя не брошу. Я останусь с тобой, и все, что нужно, мы будем делать вместе.
Лаура глядела на него, словно видела впервые. Джанджильберто – верный друг, прочная скала, на которую можно опереться в миг опасности. Она плохо о нем думала. Он – не случайное приключение, он – последняя отчаянная надежда не утонуть в одиночестве, с розовыми мечтами за спиной и с черной перспективой воспитывать трудного мальчика впереди. Лаура и сама не заметила, как оказалась в его объятиях. Джанджильберто шептал ей ласковые слова. По его красивому, слегка потасканному лицу пробежала усмешка: ну конечно, ты получишь своего чудика обратно. План удался на славу, никто не пострадает, я все продумал. Турок получит свой долг. И если все обойдется и тебя не выгонят из банка, мы снова окажемся в постели. Да ладно, все пойдет как по маслу!
IX
Овощное рагу на закуску. Макароны по-матричански, с луком, чесноком, оливковым маслом, окороком и сыром. Телячья грудка, запеченная с картофелем, и мороженое. Прожорливость Карло просто потрясает, и его уступчивость тоже, думала Адриана, вяло отщипывая кусочки сыра скаморцины-гриль с салатом без приправы. Мальчуган был толстенький, бледный, очень чистенько одетый, и в его рыхлом теле ощущалось что-то женственное. Адриане стало его жаль, и она почувствовала угрызения совести. Мне его доверили, думала она, потому что у него никого нет. Никого в целом мире. Как у меня. Я прилепилась к этому Джанджильберто, а ведь знаю, что ему на меня наплевать.
– Здорово, – смеялся Карло с полным ртом. – Мама никогда не готовит, у нее нет времени. У нас дома только булочки и замороженная пицца. А школьный обед просто гадость!
– А как получилось, что у тебя нет друзей?
– Нет, и все. Никто не хочет со мной играть, и меня никогда не зовут.
– А ты возьми и устрой вечеринку у себя в доме!
– Мама не хочет.
– А твоя мама вообще чего-нибудь хочет? – Адриана вышла из себя.
Ясное дело, она была на стороне Карло. Она не знакома с этой Лаурой, но, кажется, начинает ее ненавидеть.
– Тишины. Мама всегда хочет, чтобы было тихо, – подумав немного, ответил Карло.
Уголки рта у него были вымазаны мороженым.
– А папа?
Карло посерьезнел. Он не любил касаться этой темы. Если бы мог, он не стал бы отвечать.