— А покрепче у нас ничего нет?
Вот хитрая! Не устаю поражаться! Ведь знает же, что у нас с одного из редчайших — нет-нет, правда редчайших — «выпивонов» осталась треть бутылки коньяка, которую я надежно спрятала от Михаль, не дай бог, найдет. Но выпить сейчас было в самый раз, «отлакировать пивко коньячком».
— Фаня! Только чуть-чуть! И в чай, а не чистый!
Положила руку на грудь, типа, клянусь! И подмигнула. Обожаю ее, когда подмигивает, чисто одесская оторва! Ох, угроблю я бабулю свою, ей же скоро сто лет. Какая выпивка?! Но, с другой стороны, чуть-чуть даже полезно, говорят. Сосуды расширяет. В общем, уговорила я себя, плеснула ей капельку в чай — много ли ей надо, себе от души налила в стаканчик. Чокнулись и выпили.
— А что потом случилось с Саней?
— Саня умер десять лет назад — сердце. После всего, что он вынес, у него было очень слабое сердце, — ответила моя 95-летняя старушка, у которой жизнь тоже была не чай с коньяком.
Но она из совсем другого поколения. Сердце, конечно, у всех одно, да вот закалка у разных поколений разная. Прямо неудобно за себя становится, за свою слабость и свои метания. Но у нас-то тоже свое поколение, рефлектирующее и нерешительное. Трусоватое, в общем.
Продолжая размышлять о запутанных отношениях мужчин и женщин, где все непросто и кругом тотальное непонимание, спросила:
— Фаня, а что, у вас после Меира так никого и не было?
— Как же, не было! — спокойно отвечает. — Мне Господь на старости лет подкинул прекрасный финал любовной страсти.
Фаня возвращалась из банка, стояла в ожидании автобуса, когда рядом затормозил армейский джип, и кто-то ее окликнул старым забытым прозвищем:
— Дита! Ты?
Фаня прищурилась. Последние годы стала что-то хуже видеть, читать без очков уже не могла, но на улице пока старалась обходиться. В машине сидел смутно знакомый мужчина в военной форме. На погонах — три фалафеля[79], ого, алюф-мишне, полковник по-старому. Кто это? Мужчина продолжал улыбаться.
— Не узнала?
— Аврум! — ахнула Фаня. — Ну ты даешь! А ты-то как меня узнал? Столько лет!
— Я бы, да тебя и не узнал! Садись, подвезу.
Отлично, а то трястись на автобусе не хотелось — устала. Фаня тяжело плюхнулась на сиденье рядом с полковником, тот резко стартанул вниз по улице, параллельной пляжу.
— Я живу…
— Я знаю, — улыбнулся Аврум. — Знаю, где ты живешь.
— Откуда?
— Работа такая. Вот, разыскал тебя, наконец.
— Разыскал?
— А как ты думала? Я что, не могу использовать служебные связи, чтобы разыскать товарища по оружию?
— Ну, конечно. Аврум! Надо же! Что ты, где ты, как ты?
— В армии, как видишь. Вот, недавно повышение получил, — он хлопнул рукой по фалафелю. — Жду назначения. На бригаду.
Аврум после ухода из кибуца все же перешел из Иргуна в Хагану. Быстро сделал там карьеру — отчаянные и разумные, четко просчитывающие риски офицеры в любой армии на вес золота. Во время «операции Сезон» категорически отказался участвовать в охоте на бывших соратников по Эцелю, да и вообще на евреев, за что был отстранен от командования. Но начавшаяся вскоре война с арабами требовала опытных военачальников. И его вернули, после чего карьера Аврума пошла в гору: Пальмах, командир роты, затем батальона, несколько важных операций. Вот так коротко, рублеными фразами будущий командир бригады описал свою жизнь.
— Семья? Жена? Дети? — выпытывала Фаня.
— Официально женат не был, была одна девушка во время войны, но потом все расклеилось. Детей нет.
— Меир погиб, — неожиданно сказала Фаня, хотя Аврум о нем не спрашивал.
— Я знаю.
Они доехали до ее дома.
— Поднимешься? — Аврум согласно кивнул.
Собирая на стол, присмотрелась к старому товарищу. Побила его жизнь, что уж там. У губ прорезались глубокие морщины, огрубело нежное лицо, набухли вены на когда-то гладких руках. Пострижен коротко, на виске полоска голой кожи.
— Что это? — прикоснулась к виску.
— Зацепило. Но с того света вытащили. А Михаль где?
— Михаль замужем, хороший парень, скрипач, из России. Сын у них, Томер. Сейчас второго ждут.
— Так ты бабушка? — улыбнулся полковник.
— Представляешь?! Самой странно.
— А где они живут?
— Снимают квартиру в Абу-Кабире. Хотят жить самостоятельно, без мамки. Наверное, правильно, я с родителями никогда не жила, не знаю. Только скучаю по ним очень. И по внуку особенно.
— Это квартира Меира? — то ли утвердительно, то ли вопросительно спросил Аврум.
— Ну да. Он ее нам отдал. Теперь и возвращать некому.
79
Фалафель — жареные во фритюре шарики из измельченных бобов, приправленных пряностями. На армейском сленге фалафелем называется лист смоковницы, обозначающий «звездочки» на погонах старших офицеров.