Повар быстро сменил тон:
– Извини… Извините…
Вблизи он выглядел лет на двадцать пять, этакий крепыш с телом грузчика.
– Да ладно, говори мне «ты».
– Я чуть-чуть сбился, но закончил неплохо, правда? – волновался он.
– Отлично. – Я соображал, что бы еще сказать. – Хорош был финал со спагетти.
– Правда? А реплика с холодильником? Я ее придумал прямо на сцене.
– Так это была не заготовка? Да ты способный! – Я похлопал его по плечу и повернулся к остальным. – Я хотел только попрощаться с вами. Ни пуха ни пера!
Направляясь к выходу, я заметил, что повар пристально на меня смотрит.
– Извините… Извини, – говорит он. – Теперь я понял, где тебя видел. Черт возьми, да ведь можно считать, что я твой ученик…
И он бросился ко мне, но я успел выскочить за дверь.
2
Впервые за год я не остался в пятницу закрывать бар, и ребята смотрели на меня с удивлением. Не знаю, как это объяснить, но кое-кто меня и так понял. Мауро понял наверняка и помахал рукой. Тем временем на сцене появился квартет заморышей в трико, как у классических танцовщиков. Судя по зевкам зрительного зала, я ничего не потерял.
Когда я садился в машину и выруливал в Навильи, мне досталось сполна и дождя, и тумана, и смога. Я припарковался в третьем ряду и отправился бродить вдоль каналов, вдыхая запах темной воды. Домой идти не хотелось, и я поступил, как обычно поступают в таких ситуациях: пошел шататься по другим барам. Я выпил пару стаканов тоника, немного поболтал и там и сям, а потом завернул в Дарсену, в «Золотое дерево». Владельцем заведения был мой старый друг Бруто, но мы открывались и закрывались в одно и то же время, и я уже целую вечность не заглядывал посмотреть, как у него дела. Обычно мы общаемся по телефону, и иногда, раз в сто лет, я прихожу к нему в гости посмотреть матч «Милана» на сорокадюймовом экране его телевизора.
«Золотое дерево» ни капли не изменилось. Как было, так и осталось старой остерией, заново отделанной розовым мрамором, с разноцветными пластиковыми столиками. Посетителей гораздо больше, чем у меня. Я с завистью смотрю на очередь, выстроившуюся у бара. В «Дереве» сегодня тоже спектакль, но идет он оживленно. В углу, на маленькой сцене с дешевой аппаратурой, двое стариков наяривают блатные песни под гитару и казу. Они выступают со времен Валланцаски,[46] но старая школа еще держится, и выступления все дают полный сбор. Стараясь не попадаться на глаза знакомым, я пробираюсь сквозь толпу к бару. К знакомым относятся бывшие коллеги и те, кто себя таковыми считает. А также журналисты и пара агентов. Все-таки кое-кто меня узнал и окликнул:
– Эй, Супчик!
Но я сделал вид, что не слышу.
Бруто по-хозяйски радушно вышел ко мне из-за стойки. Раньше он был спортивным комиссаром,[47] а потом футболисты так вымотали из него душу, что он все бросил и, как я, купил себе в Милане пивной бар. Ему шестьдесят, седые волосы он завязывает в хвост, а на лице написано, что раз в год он может позволить себе отдохнуть пару месяцев на уютной ферме.
Он хлопнул меня по плечу и проорал на ухо:
– Ну, как идет эксперимент?
– Есть у тебя формочки?
– Это для мороженого, что ли?
– Не совсем. Этим я не занимаюсь.
– Сдается мне, тебя начала заедать ностальгия.
Я поглядел на него:
– Ты так даже не шути. Я согласился только потому, что люди из агентства мои друзья, и мне хотелось им помочь. Но одного раза мне на десять лет хватит.
– Если передумаешь, я могу устроить тебе вечер. Многие будут рады снова увидеть старину Сэмми в деле.
– Это была другая жизнь, Бруто, и я о ней не жалею.
– Правда?
– Почти.
– Ну, тогда я угощаю. – Он подозвал хорошенькую официантку лет тридцати пяти, слегка рассеянного вида. – Обслужи-ка нашу прежнюю славу и гордость, как подобает.
– Сию минуту.
У нее красивый голос, с хрипотцой от курения. Голоса с хрипотцой – моя слабость.
Бруто отошел, а девушка улыбнулась:
– Что будешь?
– Кока-колу.
Она откупорила бутылочку.
– А ты прежняя слава и гордость чего?
– Спорта. Сто метров за пять минут.
В ее глазах отразилось сомнение.
– Шучу. Когда-то я был актером.
На этот раз в глазах загорелось внимание.
– Так вот где я тебя видела! Только ты был без бороды, да? Сэмми Донати?
– Превосходная память.
– Так ведь ты знаменитость. И я отправлю его в супчик!
Она передразнила меня очень похоже, и я невольно вздрогнул:
– Слушай, сменим тему.
– А ты был хорош.
– Очень многие так не думали.
Она поморщилась:
– Да ну, эти критики… Сэмми твое настоящее имя?
– Нет, псевдоним. Кстати, не особенно оригинальный. По паспорту я Самуэле.
Она задумалась о чем-то, протягивая салфетку девушке, пролившей шампанское на юбку со стразами. Если хочешь понять, кто преуспевает в шоу-бизнесе, смотри, вокруг кого крутятся самые отвязные девчонки. Она сидела рядом с явно преуспевающим импресарио с напомаженными волосами. Он сделал вид, что не узнал меня. Когда-то я запустил ему в голову стаканом.
Официантка вернулась к моему столику:
– А псевдоним – это обязательно?
– Думаю, да, хотя теперь в меньшей мере, чем раньше. А почему ты спрашиваешь, тоже хочешь стать актрисой?
– Я нет, а вот сын… Он очень способный. Когда-нибудь и ему понадобится псевдоним.
– Сколько ему лет?
– Двенадцать.
– Никогда бы не сказал, что у тебя такой большой сын.
Она снова улыбнулась и протянула мне стакан, украшенный теневым китайским рисунком.
– Спасибо. Его зовут Альберто. Он уже участвовал в конкурсе «Самый юный». Да ты, наверное, смотрел по телевизору.
Меня передернуло. «Самый юный» – сборище маленьких чудовищ. Там обязательно будет какой-нибудь китайский гимнаст пяти лет от роду и десятилетний исполнитель любовных песен.
– Нет, кажется, не смотрел.
– Он рассказывал анекдоты. Ты бы видел, как они хохотали! Правда хохотали, не притворялись.
– Молодое растущее дарование…
Я произнес это явно с большей иронией, чем намеревался. Черт бы побрал мой язык!
Она оцепенела:
– Если не веришь, приходи и посмотри сам. В четверг вечером.
Она порылась под стойкой и протянула мне билет.
Я, как дурак, остался с листочком в руке, а она отправилась обслуживать Джоррриго. Он тоже сюда явился. Нет, «Золотое дерево» было явно прибежищем для всех на свете грешников.
Билет был напечатан на ротапринте, я сам такие печатал, когда начинал. Реклама гласила, что в клубе «Арчи алла Бовиза» состоится вечер «Кабаре – новые имена». Я положил билет в карман. Официантка уже болтала с Джоррриго, который всегда рад найти себе слушателя. Я встрял в разговор. Она глядела холодно, Джоррриго и подавно. Джоррриго я дал пинка, а официантке улыбнулся:
– Как тебя зовут?
– Лиза.
– Слушай, Лиза, я не хотел тебя обидеть. Если твой сын и вправду такой способный, как ты говоришь, он обязательно пробьется.
– Раз я сказала, значит, он…
Она уже опять была готова обидеться.
– Ладно, я только хотел предостеречь тебя от разочарований. Мир театра безжалостный, он полон хищников. Можно сильно пораниться. Уж я об этом кое-что знаю.
В конце концов она улыбнулась:
– Ты что, специалист по ранениям?
– В более интимной обстановке я покажу тебе шрамы. Мы сможем поболтать спокойно. Не здесь, где ты поминутно вскакиваешь, чтобы обслуживать эту пьяную орду.
– Например?
– Например, поужинаем вместе.
В повисшем молчании я улыбался так старательно, что заболели щеки.
– А ты мне расскажешь о прежних временах?
– И о новых тоже.
– По вечерам я всегда здесь, только в этот четверг иду на выступление сына.
– Целая неделя – это много. Я предлагаю завтрак. При дневном свете я не так красив, но рискну.
46
47