Танцовщица спустилась в переход. Инспектор последовал за ней и едва заметным движением подбородка указал на нее коллегам. На лице одного из них появилась многозначительная гримаса: не каждый день им приходилось выслеживать таких красоток.
Она села в такси. Ожидавший в машине четвертый полицейский завел мотор и подобрал всех остальных. Девица поехала на другой конец города, в недавно отстроенный район трехэтажных коттеджей, имитирующих стиль старых деревенских домов. Инспектор грустно подумал, что когда-то в этих местах были только поля и канавы, полные лягушек, которые часто заканчивали свое существование в качестве ингредиента в любимом бабушкином ризотто. За последние годы город существенно изменился, и Кампанья совсем не был уверен, что перемены эти к лучшему. Стало слишком много иностранцев, многие из них вели отнюдь не добропорядочный образ жизни. Инспектор предпочитал преступный мир старого доброго Венето,[26] там все было гораздо проще.
Девица позвонила в домофон и, когда ей ответили, назвала свое имя:
– Лиз.
Щелкнул замок, но в тот же миг она оказалась окружена полицейскими. Она сразу все поняла, побледнела, но ничего не успела предпринять: Кампанья зажал ей рот рукой, в то время как остальные бегом устремились в дом. Затем инспектор взял француженку под руку и повел наверх. Там они обнаружили двоих смуглых мужчин, стоящих лицом к стене.
Лиз посмотрела на них и повернулась к Кампанье.
– Я хочу сотрудничать, – решительно сказала она. – Кокаин здесь, в сумке.
Инспектор скользнул взглядом по ее декольте. Лиз заметила и недвусмысленно улыбнулась ему: она была готова на все, лишь бы облегчить свою участь.
На следующий день у себя в кабинете Кампанья читал в газете об операции против боливийской преступной группировки, когда зазвонил его мобильный телефон.
Увидев высветившийся номер, он не стал отвечать. Он знал, что, дав пять звонков, телефон замолчит. У каждого его информатора было определенное число звонков, которыми тот оповещал инспектора о необходимости встретиться. Пять – это Джанкарло Ортис. Кампанья сложил газету, достал из ящика стола пистолет, сунул его в кобуру под мышкой и вышел из кабинета.
Движение на дорогах в этот утренний час еще не было затруднено. Кампанья проехал по Прато делла Вале, свернул на боковую улочку, идущую вдоль берега Бренты, и минут через двадцать был в Альбано-Терме. Ортис ждал его в баре огромного отеля, полного немцев и голландцев, привлеченных целебными свойствами античных терм. На глаза инспектору попалась пара жиголо, которые работали в местных гостиницах. За триста евро они готовы были нашептывать комплименты пожилым иностранкам, жаждущим последних любовных приключений. Ортис пил аперитив. Кампанья заказал томатный сок со щепоткой перцу. Информатор, мужичок лет сорока пяти, как всегда, был в хорошем костюме. Ворот его рубашки был расстегнут, выставляя напоказ массивную золотую цепь – одна из слабостей старой гвардии преступного мира. Ортис отсидел когда-то несколько сроков за торговлю наркотиками, а сейчас вместе с женой держал пиццерию на окраине Падуи. Жену, бывшую проститутку, он в свое время выкупил у банды сутенеров. Кампанья держал его на крючке из-за очередной истории с наркотиками, которая могла отправить Ортиса обратно за решетку еще лет на десять – слишком много для почтенного возраста информатора. Ортис хорошо знал, что для того, чтобы достойно выживать в тюрьме, нужно быть либо молодым и сильным, либо большим боссом. Иначе все будут тобой помыкать. И прежде всего молодые арабы. Тюрьма тоже стала уже не та, что раньше. Ортису совсем не улыбалось сделаться стукачом, но, выбирая между тюрьмой и свободой, он был вынужден пойти на это.
– Спасибо за наводку, – сказал Кампанья. – Мы прикрыли эту боливийскую лавочку.
– Француженка понравилась?
– Красивые сиськи, – прокомментировал инспектор. – И совсем не глупа. Мы еще не успели доехать до квестуры,[27] а она уже выложила все, что знала. Она быстро выкрутится.
– У меня проблема, – сказал Ортис, меняя тон.
– Я тебя слушаю.
– К моей жене приехал в гости хорват.
– Ничего удивительного. У тебя же жена хорватка, – перебил его Кампанья.
– Они с ней из одной деревни. Но он бывший военный. Из этих… из нехороших… Не знаю, понимаешь ли ты, о чем речь.
– Этнические чистки и прочая мерзость?
– Вот именно. Он попросил Назу снять ему квартиру в Йезоло. С гаражом. Сказал, что на пару месяцев.
– А Наза?
– Моя жена стала тянуть время. Она хотела отказать ему, но боится.
– А я тут при чем?
– Я не верю, что они хотят снять квартиру, чтобы провести отпуск. Этот бывший военный что-то замышляет.
Кампанья взял горсть арахиса из вазочки на стойке и по одному стал отправлять орехи в рот. Ортис мог оказаться прав. Хорваты вели довольно бурную деятельность на северо-востоке Италии: банды, промышлявшие похищением людей и продажей наркотиков, легко пересекали границы и часто состояли именно из бывших военных… А то и самая настоящая хорватская мафия, вооруженная и хорошо организованная…
– Как зовут этого типа?
Ортис вытащил из внутреннего кармана пиджака какую-то бумажку и положил ее на стойку. Кампанья тут же забрал ее.
– Я посмотрю, что можно сделать.
Ортис разочарованно покачал головой:
– Он вернется за ответом завтра вечером.
Полицейский развел руками:
– Ну, Ортис, придумай что-нибудь. Пусть Наза потянет время.
– Наза скорее окажет ему эту услугу. Она боится. В родной деревне у нее остались родители и сестра.
Кампанья провел рукой по лбу:
– Если за этим стоит какое-то грязное дельце, вы окажетесь его сообщниками.
– Вы нас прикроете.
– Ортис, не говори ерунды. Без одобрения начальства я не могу сделать ни шагу. А пока у меня в руках нет ничего, чтобы начать расследование. Делайте, как я говорю. А иначе вы сильно рискуете.
По возвращении в квестуру инспектор поспешил к компьютеру: его интересовало, есть ли у них что-то на хорвата по имени Йосип Персен. И через несколько минут он уже знал, что этот сорокалетний мужчина был командиром отряда экстремистов в Загребе и считался одним из наиболее жестоких и опасных. Когда началась гражданская война, его отряд вошел в состав полувоенных формирований, поддерживавших крайне правых. В свое время он обвинялся в военных преступлениях, но был оправдан. Кампанья распечатал эту информацию и отправился в кабинет Джорджо Веронези, своего непосредственного начальника, которому и объяснил ситуацию. Делал он это исключительно для очистки совести, и точно – Веронези сказал подождать, пока не появится что-то более конкретное для начала расследования. В конце концов, Персен мог и вправду намереваться провести пару месяцев отпуска в Йезоло.
– Мошенники тоже иногда ездят в отпуск, – сказал Веронези.
Он прекрасно сознавал, что говорит ерунду. Мошенники, собираясь в отпуск, не просят бывших соотечественниц снять им квартиру. Кампанья промолчал, ограничившись выразительным взглядом. У него не было желания в очередной раз спорить. Веронези был отличным полицейским, но он никогда не доверял информаторам, особенно Ортису, и уже неоднократно говорил Кампанье, что тот хитрит и сообщает лишь о малозначимых вещах, только чтобы избежать тюрьмы. Начальник сделал вид, что очень занят бумагами на своем письменном столе, и Кампанья мысленно послал его подальше.
Через пару часов Кампанья вернулся домой. Зайдя на кухню, он обнаружил, что мать готовит ужин. Поцеловав ее в щеку, он заглянул в стоящие на огне кастрюльки и не удержался от комментария по поводу готовящихся блюд.
– Я же из-за тебя растолстею, – с притворным возмущением сказал он.