— Может, она на вас за что-то обиделась?
— Да нет. Говорю же: мы не ссорились.
— И тем не менее вы встревожены, мистер Бейкер?
— Вам-то какое дело?
— Никакого, но, насколько я понял, дома у нее довольно сложная обстановка. Ей не нравится ее мачеха.
— Еще бы она ей нравилась. Стерва, каких поискать. Твердокаменная. Ей Норма тоже не слишком по вкусу.
— Она ведь болела? Ей, кажется, пришлось лечь в больницу.
— О ком вы говорите? О Норме?
— Нет, я говорю о Мэри Рестарик. Я говорю о миссис Рестарик.
— Да, вроде бы она побывала в клинике. Интересно, зачем. Здорова как лошадь.
— Стало быть, мисс Рестарик ненавидит мачеху.
— Ей не всегда удается быть паинькой, то есть Норме. Ну, понимаете, срывается. Девушки всегда ненавидят мачех, я же сказал.
— И мачехи всегда из-за этого заболевают? И так сильно, что даже ложатся в больницу?
— На что вы, черт возьми, намекаете?
— На то, что работа в саду требует много сил. И там не обойдешься без.., гербицидов.
— При чем тут гербициды? Вы что, считаете, что Норма.., что она способна.., что…
— Слухи рождаются быстро, — сказал Пуаро, — и вмиг разлетаются по всей округе.
— Так вам кто-то сказал, будто Норма пыталась отравить свою мачеху? Полная нелепость. Абсурд!
— Весьма маловероятно, согласен, — сказал Пуаро. — Собственно, никто этого и не утверждал.
— А-а! Извините. Я не понял. Но.., что вы все-таки имели в виду?
— Дорогой мой юноша, — сказал Пуаро, — имейте в виду: предметом сплетен практически всегда бывает один-единственный человек. Муж.
— Как? Бедняга Эндрю? По-моему, это уж совсем дичь.
— Да. Да. Мне тоже это кажется слишком смелым утверждением.
— Так зачем же вы туда приезжали? Вы ведь сыщик?
— Да.
— Ну, так зачем?
— Совсем не затем, о чем вы думаете, — сказал Пуаро. — Да-да, я приезжал отнюдь не для того, чтобы выяснять, кто кого отравил и отравил ли вообще. Сожалею, но ответить на ваши вопросы я не имею права. Вы, надеюсь, это понимаете?
— О чем вы?
— Я приезжал к сэру Родрику Хорсфилду, — многозначительным тоном произнес Пуаро.
— К старикану? Но он ведь уже в маразме, разве нет?
— Прежде всего он человек, которому известны многие чрезвычайно важные секретные сведения, — строго сказал Пуаро. — Я вовсе не говорю, что он и сейчас в чем-то задействован, но знает он немало. Во время войны он был причастен ко многому. И сотрудничал с весьма видными персонами.., не будем уточнять с кем.
— Так ведь это когда было!
— Да-да, эта его деятельность давно в прошлом. Но неужели вы не понимаете, что некоторые сведения и по сей день чрезвычайно ценны?
— Какие же, например?
— Да хотя бы лица, — сказал Пуаро. — Сэр Родрик кое-кого может узнать. Лицо или характерный жест, интонацию, походку. Такие вещи люди помнят. Старые люди. Они не помнят то, что случилось на прошлой неделе или, скажем, год назад, но то, что было двадцать лет назад, помнят отлично. И могут вспомнить кого-то, кто не хочет, чтобы его вспоминали. А еще могут рассказать что-то о тех, кто нам интересен, или о каких-то операциях, в которых они тогда участвовали.., я говорю вообще, вы понимаете. Короче, я приезжал к нему за сведениями.
— За сведениями? К этому старикану! К маразматику! И получили их?
— В целом, я вполне удовлетворен.
Однако Дэвид не сводил с Пуаро пытливого взгляда.
— Не могу понять, — сказал он, — кого именно вы навещали: старичка или эту его малышку, а? Хотели узнать, чем она у них там занимается? Мне и самому иногда кажется, что она ведет двойную игру. По-вашему, она поступила на это место, чтобы выжать из старикана кое-какую информацию?
— Зачем нам с вами ломать над этим голову? Как я понял, она очень старательная и услужливая.., как бы ее назвать.., секретарша.
— Помесь сиделки, секретарши, прислуги и дядюшкиной помощницы? Да, для нее сгодится любое из этих определений, верно? Старикан от нее просто млеет, вы заметили?
— Ничего странного при его обстоятельствах, — чопорно сказал Пуаро.
— Хотите, скажу, кому она очень не нравится? Нашей красотке Мэри.
— Возможно, что и сама Мэри Рестарик ей не по душе.
— А, так вот что вы думаете! — сказал Дэвид. — Что Соне не по душе Мэри Рестарик. А вы, часом, не думаете, что она могла вызнать у садовника, где хранятся гербициды? Пф! — фыркнул он. — Ну ладно, хватит. Все это одно нелепее другого. Спасибо, что подвезли. Пожалуй, я выйду вон там. — Он показал рукой.
— Ага! Но вы уверены, что хотите выйти? До Лондона еще семь миль.
— Нет-нет, мне нужно выходить. Всего хорошего, мосье Пуаро.
— Всего хорошего.
Дэвид захлопнул дверцу.
Миссис Оливер металась по своей гостиной. Она не находила себе места. Час назад она упаковала рукопись, которую считывала после машинки. Теперь предстояло отослать ее издателю, который изнывал от нетерпения и каждые два-три дня звонил и умолял поторопиться.
— Получайте! — вдруг выпалила миссис Оливер, мысленно рисуя перед собой портрет издателя. — Получайте, надеюсь, вам понравится. А мне вот совсем не нравится. По-моему, дрянь ужасная! Только где уж вам понять, когда я пишу прилично, а когда плохо. И вообще, я вас предупреждала. Я сразу сказала, что это ужасно. А вы мне что ответили? — «О, нет-нет! Не может быть!» — Вот погодите! — мстительно добавила миссис Оливер. — Скоро сами убедитесь, кто из нас прав!
Она открыла дверь, позвала Эдит, свою горничную, и вручила ей пакет, велев немедленно отнести его на почту. После чего задумчиво пробормотала:
— А теперь, чем бы мне заняться?
Она вновь принялась метаться по комнате. «Да, — думала она, — и зачем только я променяла тропических птиц и роскошные джунгли на эти дурацкие вишни! Раньше я себя ощущала кем-то вполне тропическим. Львом, там, тигром, леопардом или гепардом. А кем прикажете чувствовать себя в вишневом саду? Пугалом?»
Она снова обвела взглядом стены.
— Или каким-нибудь воробьем, — мрачно добавила она, — Чирикать себе и поклевывать вишни… Жаль, что сейчас не лето. Я бы поела вишен. А что, если…
Она подошла к телефону. «Сейчас узнаю, сударыня», — произнес голос Джорджа в ответ на ее вопрос. Почти сразу же другой голос сказал:
— Эркюль Пуаро к вашим услугам, мадам.
— Где вы пропадали? — спросила миссис Оливер. — Вас весь день не было дома. Ездили посмотреть на Рестариков? Верно? Видели сэра Родрика? Нашли что-нибудь?
— Ничего, — ответил Эркюль Пуаро.
— Какая досада, ничего интересного! — сказала миссис Оливер.
— Разве? По-моему, напротив. Лично меня это очень заинтересовало.
— Заинтересовало? Но почему?
— Потому, — сказал Пуаро, — что тут могут быть только два объяснения: либо находить было нечего, а это, позвольте вам заметить, не согласуется с фактами, либо там что-то очень искусно скрывают. Последнее же, согласитесь, очень даже интересно. Миссис Рестарик, кстати, понятия не имеет о том, что ее падчерица исчезла.
— То есть, вы полагаете, она к этому никакого отношения не имеет?
— По-видимому. Между прочим, я познакомился и с пресловутым молодым человеком.
— С сомнительным молодым человеком, который не нравится ее родичам?
— Совершенно верно.
— Так он что, действительно сомнительный?
— С чьей точки зрения?
— Ну естественно, не с точки зрения самой девицы.
— Та девица, которая приходила ко мне, пришла бы от него в восторг, не сомневаюсь.
— И что, он очень противный?
— Напротив, очень красивый.
— Очень красивый? — переспросила миссис Оливер. — Не люблю приторных красавчиков.
— Зато девушки их любят, — сказал Пуаро.
— Вы совершенно правы. Им нравятся именно такие — смазливые мордашки. Ничего общего с истинно мужской красотой, или элегантностью, или хотя бы аккуратностью. Нет, им подавай каких-нибудь ряженых, которые выглядят как комические актеры времен Реставрации[30]. Либо волосатых грязнуль, ничем не отличающихся от бродяг, подрядившихся выполнять самую черную работу.
30