«Сцена – это шахматная доска? И да, и нет. Сегодня на ней кружатся маски, отражаясь друг в друге своей противоположностью, как Верхнее Небо отражается в Нижнем в том далеком полузабытом Мире Богов. Маскарад? Да. У каждого Бога – своя маска. Может ли Бог сорвать ее, поменять? Человеку это под силу – я сорву ее», - думал уже не поэт, а режиссер и актер Ванда Колодзей.
Маска Радости отражалась в маске Печали, маска Гнева – в маске Покоя, маска Смеха – в маске Слез, маска Восхищения – в маске Разочарования, маска Победителя – в маске Побежденного, маска Признания – в маске Обиды. И только маска Бесстрастия не отражалась ни в одной другой маске. Именно ее выбрала для себя Ванда, именно она и начинала вращение, приводя в движение все остальные. Бесстрастие делало первый шаг, и к нему навстречу с разных сторон «летели» актеры, руки соединялись, образуя круг. С «приходом» новой маски круг расширялся, вращение ускорялось. Скорость достигла предела, когда маски «потеряли свое лицо», стали абсолютно бесстрастными. Теперь не отдельная маска, а круг имел значение, в нем заключалась вся жизнь. Круг то разрывался, то вновь соединялся, меняя положение актеров на сцене. Маски в кругах проживали свои жизни и, отдавая свою энергию, усиливали ее так, что Ванда могла вытянуть ее в длинную нить, намотать на палец и подбросить вверх, «подбрасывая» вверх и всех участников маскарада, и всех его зрителей. Когда «нить» стала «стрелой» и достигла цели, Бесстрастие первым сорвало с себя маску, за ним – Радость и Печаль, Гнев и Покой, Смех и Слезы, Восхищение и Разочарование, Победа и Поражение, Признание и Обида. Сорвав маски, актеры покинули сцену. Последней со сцены ушла Ванда. Актеров нет, но сцена не пуста – на ней лежат маски и ждут прихода новых актеров. На сцене осталась и энергия – при новом вращении ее можно вновь вытянуть в тонкую прочную нить, намотать и подкинуть вверх. Сцена ждет своих актеров. Актеры выходят на поклон…
Лицо Вира сияло внутренним светом, как светлые алмазы в короне. Воплощение сменялось новым воплощением. Вир не мог оторвать от них взгляда. В глазах не-Бога, как в зеркале, отразилось восхищение.
Ударил колокол. В океане Нижнего Неба появился корабль, он летел над волнами под белыми парусами. Колокол ударил во второй раз. За кораблем показались два других, меньших по размеру. Они догнали большой корабль и выстроились с ним в одну линию. О, это уже эскадра! Ветер надул паруса и заставил трепетать флаги. «Кто ведет корабли? Кто капитан?» - задал сам себе вопросы Вир. За штурвалом большого корабля стоял молодой капитан и уверенно вел судно вперед. Вир присмотрелся внимательно и (о, чудо!) в капитане узнал себя: да, это было его лицо, это были его руки!
Боги прочли удивление на лице Вира и улыбнулись. Эскадра мчалась вдаль, чтобы раствориться в легком вечернем тумане. Колокол ударил в третий раз…
Три монаха уверенным шагом шли по сцене. Жизнь их связала прочной веревкой. Казалось, что никто и ничто не сможет разрубить ее. Лица скрывали капюшоны. Первый монах, что по левую руку от центрального, открыл лицо, посмотрел в зрительный зал и сбросил с себя веревку. На сцене появился его призрак-мечта: девушка в белом легком одеянии с цветком белой лилии в руке «разбудила» монаха, протянула ему цветок, и, сделав несколько «па», они замерли в любовании друг другом. Второй монах, что по правую руку от центрального, открыл лицо, посмотрел в зрительный зал и сбросил с себя веревку. Его страсть вырвалась на сцену: девушка в красном одеянии с цветком красной розы в руке захватила в плен сердце монаха. Дождь из лепестков роз обрушился на их головы, плечи, руки, и фигуры замерли в полном слиянии друг с другом. Третий монах, центральный, открыл лицо, потрогал веревки, убедившись, что остался один, посмотрел в зрительный зал, ища в нем живые души, а найдя, жестами правой и левой рук пригласил их на сцену. Через мгновение рядом с монахом стояли крылатые люди и звали его с собой в полет, в небо. И монах «взлетел». На вершине его горы стояла Богиня, укрытая полупрозрачным сияющим покрывалом. Монах сорвал покрывало – Богиня спустилась с горы в мир, на сцену, где замерли любовь и страсть. Ведомая третьим монахом, Красота оживила левого и правого и, забрав с собой любовь, страсть и свободу, вернулась на вершину. Три монаха уверенным шагом уходили со сцены. Жизнь их не связывала прочной веревкой, но они шли рядом…
Ванда переступила порог и оказалась в комнате, разделенной перегородкой на два кабинета: штатных корреспондентов и главного редактора. Первый кабинет был пустым, стулья не стояли, стол укрыт стойким налетом пыли. Кабинет главного редактора «ударил по голове» серыми стенами и тусклым светом, льющимся из единственного в комнате маленького окошка. Ванда сразу и не заметила, что в помещении кто-то есть. Она вначале услышала голос, как будто кабинет говорил с ней, а потом из-за стола встал, словно отделившись от стен, человек в сером пиджаке и направился к ней навстречу.