Сине-голубой океан, белоснежные колонны, башни, беседки, мосты и арки, замок и храм…
Одного пространства мало, нужны целые острова, планеты, Галактики.
«Да будет так! Я творю новую Вселенную по аналогии с той, в которой я жила, но это будет моя Вселенная! В ней будет продуман мной каждый предмет, каждый штрих, каждая линия и точка. Вечный Дом будет полон жизни, радости и счастья. На одной планете меня ждет отдых, на другой – открою мастерскую, о какой на земле я могла только мечтать, на третьей – воздвигну Храм, на четвертой – Замок, пятая планета станет планетой детства и веселья… Сколько будет планет? Нужно подсчитать. 12, 13, 14, 15… Да, именно 15, и не одной планетой больше или меньше».
Башни Времени появились первыми. Они, как два маяка, освещали и отсчитывали время, которого у не-Бога было мало. Театральная площадь, Шарохрам, Камни просветления говорили об игре, проводимой жизнью, о ее бесконечных комбинациях. Беседки объединяли четыре стихии и служили для пятой. Волны счастья пробегали блаженством и негой по телу, достигая высоты разума. Виноградные винтовые башни, соединенные живым мостом, воспевали любовь и единение противоположных начал. Огромная лестница, выходящая из океана, вела гостей в Замок, где царили гармония, сила и величие. Храм прославлял своего Творца и уводил разум за пределы Вселенной, служа местом для Книги Вира.
Вечный Дом ожил в сознании не-Бога. Вечный Дом рождался из тела, души и разума в ином измерении, на Мосту, без прошлого и будущего, в ожидании открытой двери, в ожидании прихода Вира, как вместилище Духа, как сам Дух.
«Мой Вечный Дом – это я сама, мой Бог, что ожил внутри меня, и которого я сотворила в себе своими руками! Вот он – целая Вселенная! Его можно создавать бесконечно! Он сам может творить себя! Я отпускаю тебя на свободу, мой Вечный Дом! Ты отпускаешь меня на свободу, мой Вечный Дом! Как когда-то отпустил меня Вир, а я прошла сквозь него, не замечая творца. Я не прощаюсь с тобой, мой Вечный Дом, но ты можешь жить без меня! Я могу жить без тебя! Мы можем жить вместе! Я люблю тебя, мой Вечный Дом!»
Вечный Дом также любил не-Бога, улыбался ему и открыл все свои двери. Ванда-Вир поднялась и сделала шаг к старой, увитой плющом двери, с железными, ржавыми засовами. Дверь открылась…
Свет
- Я здесь, я снова здесь, - произнесла Ванда, и ее голос утонул, растворился в Свете.
- Кто я? Пустота? – спросил себя не-Бог.
- Да, но ты должен отпустить ее, она должна отпустить тебя, - ответил внутренний голос и замолчал.
В собственном молчании Вир-Ванда оказался наедине со Светом. В нем не-Бог видел все, слышал все, все символы, которыми он владел и менял, существовали уже в новом, прямом для себя значении и были реальны в своей непроявленности. Каждая мысль, зародившаяся в его сознании, каждый образ, выпущенный им из себя на свободу, сияли здесь в истинном свете, не прячась за другие, но и не затмевая их.
Невесомость и бесстрастие – вот те два состояния, которые характерны всем, кто попадет в Свет, с ними ты и появляешься в нем, сюда ведут все твои дороги.
- Ты готов выпустить Пустоту? – услышал не-Бог свой голос.
- Да, - ответил себе Вир-Ванда.
«Я уже слышал этот голос, здесь я слышал этот голос. Тогда я забывал, кто я, исчезал из Великой Пустоты, но вернулся, будучи никем, за двойником».
- Ты готов выпустить Пустоту? – услышал не-Бог свой голос во второй раз.
- Да, - ответил себе Вир.
«Истинная причина моего возврата – Пустота. Ее я создавал своими руками, ей я отдал последнюю часть своей жизни».
- Ты готов выпустить Пустоту? – в третий раз услышал не-Бог свой голос.
- Да, - ответил себе не-Бог.
«Настал час рождения».
Великая радость пробежала по невесомому телу не-Бога, душа затрепетала и раскрылась, как цветок лотоса, пробив толщу своих воспоминаний, разум просветлел настолько, что стал равным Свету и продолжал светлеть, выпуская лучи, едва различимые в этом измерении.
Не-Бог на какое-то мгновение перестал существовать вообще, существовала только та радость, что наполняла, переполняла и отделялась от него.
Пустота отделялась от не-Бога. На его глазах она росла, менялась, переливалась, загоралась и гасла, взлетала и падала, дышала и замирала – она училась быть собой. Создатель терял форму – она приобретала. Он умирал – она рождалась.
Не-Бог закрыл глаза, доверив свое несуществующее тело Свету, а тот держал его собой, став колыбелью для того, кто, отпустив, стал легче, чем он сам, светлее, чем он сам. Свет знал, что когда рождается Пустота, рождается и тот, кто ее родил, и все что он мог – это стать колыбелью для того, кто обретал новое имя, окрестив его не водой и огнем, а светом, непроявленным светом.