Окно было открыто, и через него в небольшую комнатку доносились голоса сосен, напевающих свой бесконечный печальный мотив. Хокер придвинул стул ближе к окну, сел и уставился во тьму. На крыльце пансионата то и дело слышалось: «Доброй ночи! Доброй ночи!»
— И у него конечно же целый вагон денег, да?
— Еще бы! Он может выложить ими мостовую не одной улицы. Да, ну и дела!
Сердито нахмурив брови, Хокер с силой пнул комод:
— Послушай, Холли! Порой у меня складывается ощущение, что ты видишь во мне какого-то жука. Тебе явно нравится смотреть, как я копошусь и терзаюсь, но…
— Перестань, не дури! — сказал Холланден, глядя на него сквозь облако дыма. — В сложившихся обстоятельствах у тебя есть полное право говорить всякую чушь и бить копытом с видом оскорбленного лунатика, но прошу, не обрушивайся на меня с подобными нападками, тем более что я в данной ситуации делаю для тебя все, что могу.
— Делаешь все, что можешь? Да тебя об этом никто и не просил! Ты говоришь со мной, как с ребенком.
— Вот-вот! Значит, я не ошибся! Стоило мне это сказать, как ты тут же вспыхнул, как огненный шар, да? Как ты не поймешь, черт бы тебя побрал, что в твоем положении мужчина куда хуже ребенка!
Хокер, казалось, опять проникся к себе величайшим отвращением.
— Ох, Холли, ты конечно же прав, — махнул он рукой. — Понимаешь… у меня такое чувство, будто…
— Конечно, такое, а каким ему еще быть? — кивнул Холланден. — Так что не переживай, старина, все в порядке.
— А теперь послушай меня, Холли, этот Оглеторп…
— Черт бы его побрал!
— Так вот этот Оглеторп появляется здесь в тот самый момент, когда у меня, пусть даже не сейчас, а немного погодя, может появиться шанс. Поскольку ты с ним знаком, опиши мне его вкратце.
— Я бы посоветовал тебе…
— Плевал я на твои советы! Расскажи мне об Оглеторпе.
— Ну, хорошо. Начнем с того, что он, как я тебе уже говорил, на удивление замечательный малый, поэтому…
— Давай пока обойдемся без «поэтому»! Продолжай.
— Он на удивление замечательный малый, и денег у него пруд пруди, хотя в данном случае это обстоятельство не оказывает особого влияния на ситуацию. Мисс Фэнхолл…
— Чертов писака! Ты не мог бы строже придерживаться канвы своего повествования?
— Ну что же, он пользуется популярностью. Никогда не говорит о деньгах. Горделив, но не настолько, чтобы талдычить всем о своих прегрешениях, коли таковые имеются. Блистательным до приторности его тоже не назовешь. В наши дни это делает человеку честь. Да и потом… Одним словом, если сложить все вместе, Джем Оглеторп, надо признать, потрясающий парень.
— Не знаешь, сколько он намерен здесь пробыть? — прошептал Хокер.
Во время разговора его трубка то и дело гасла, а теперь и вовсе не подавала признаков жизни. Он взял новую спичку. Когда он ею чиркнул, Холланден посмотрел на пальцы друга и произнес:
— Ты нервничаешь, Билли.
Хокер выпрямился на стуле:
— Нет.
— Но я видел как у тебя дрожали пальцы, когда ты зажигал спичку.
— Врешь!
Холланденом вновь овладела задумчивость.
— К тому же он пользуется успехом у дам, — наконец сказал он. — Нередко бывает так, что женщина проникается симпатией к мужчине и охотится за его скальпом только потому, что знает другую, тоже бегающую за ним в надежде заполучить этот самый скальп.
— Да, однако…
— Помолчи! Ты конечно же хочешь сказать, что она совсем не такая, как другие, да?
— Не совсем, но…
— Не утруждай себя, я все понимаю.
Хокер немного помолчал и сказал:
— Мне пора.
Когда художник подошел к двери, Холланден крикнул:
— Вы только взгляните на него! Ни дать ни взять, утомленный паломник! — Его голос переполняло сострадание.
Хокер повернулся и запустил в облако дыма проклятие.
Глава X
— Послушайте, а где сегодня мистер Хокер? — спросила младшая мисс Вустер. — Я думала, он придет поиграть с нами в теннис.
— Не знаю, будь он неладен! Я понятия не имею, почему он не явился! — сказал Холланден, глядя на залитую солнцем долину и вопросительно хмуря брови. — Даже не догадываюсь, куда, к дьяволу, он мог запропаститься.
Барышни Вустер тоже уставились на раскинувшийся перед ними золотисто-зеленый пейзаж.
— Он разве не говорил вам, что придет? — спросила она.