Холланден посмотрел на него критически.
— Скажи-ка, — воскликнул он с белозубой улыбкой, — а если ее завтра не будет на пикнике? Ты ведь не забыл про пикник? Утром она сказала, что еще не знает, сможет ли пойти. Насколько мне известно, к ним из Нью-Йорка должен кто-то приехать. Тебя это что, убьет? А?
— Ты дьявольски умен! — со зловещей иронией в голосе произнес Хокер.
Холланден по-прежнему играл роль стороннего наблюдателя.
— А еще же ведь есть соперники! Наверняка прячутся за каждым деревом. Такая девушка, как она, это тебе не шутки. Да и потом, не забывай о деньгах! Знаешь, твои конкуренты, должно быть, достаточно многочисленны для того, чтобы составить из них целую бригаду. Представь, как они копошатся вокруг! Хотя на самом деле это не так важно, — весело продолжил он, — здесь у тебя все козыри на руках. Но тебе надо их перед нею раскрыть, понимаешь? Будь добродушен, как часовой на сторожевой башне. Соперники? Смеяться над ними позволительно самое большее раз в неделю, да и то всячески демонстрируя образцовую терпимость. Понимаешь, да? Будь добродушен, но убедителен в своих уколах.
— И редкая же ты скотина, Холли! — воскликнул Хокер. — Даты…
— Да-да, я знаю, — миролюбиво ответил Холланден. — Редкая скотина, кто бы сомневался. — Потом он устремил взор вдаль и прошептал: — Что-то он меня беспокоит, этот пикник… Хотел бы я знать, придет она или нет. Боже мой, что я такое говорю? Ее же можно заставить!
— Заставить? Что ты собрался делать? — закричал художник, вновь выходя из себя.
— Ну надо же, а! — В порыве чувств Холланден махнул рукой. — Какой же ты дурачок! Только и можешь, что молча вздыхать, уж поверь мне на слово.
В этот момент Хокера охватило глубокое отвращение к себе.
— Знаешь, Холли, подобные вещи… — Он осекся и уставился на деревья. — Такие вещи… они…
— Ну-ну, продолжай, — поощрил его Холланден.
— Выставляют тебя самодовольным идиотом, сующим нос не в свои дела! — внезапно выкрикнул Хокер.
— Слушай, а что ты сделал с фиалкой, которую она уронила вчера у теннисного корта? — рассмеялся в ответ Холланден.
Глава V
Прилагая массу усилий, барышни Вустер, миссис Фэнхолл с двумя детьми и Холланден медленно спустились вниз по каменистой тропе. Мисс Фэнхолл и Хокер остались на выступе скалы. Холланден проявил немалое рвение, чтобы сводить всю компанию к подножию водопада. На их глазах за деревьями с грохотом низвергался поток воды, образуя белый, сияющий сноп брызг, от которого трепетали листья.
— А куда подевались мисс Фэнхолл и мистер Хокер? — спросила младшая мисс Вустер. — Нет, правда, где они?
— Миллисента, — ответил Холланден, ласково глядя на нее, — вы всегда так трогательно заботитесь об окружающих.
— Но мне действительно интересно, где они.
— Послушайте, мистер Холланден, а что делает литераторов такими особенными? — воскликнула старшая мисс Вустер, устроившаяся на подушке из мха у подножия водопада, где зеленая вода низвергалась в каменную чашу, вздымая серебристые облака.
— А все только потому, что я заявил, будто мог бы сотворить пищеварительный тракт и получше Создателя, если, конечно, принять на веру, что мой сколотил именно он, — с упреком в голосе произнес Холланден, подошел к мальчику и оттащил его от края обрыва. — Если вы, Роджер, туда упадете, то вам ни за что не реализовать намеченный план стать в 1907 году защитником команды Йельского университета. По правде говоря, мисс Вустер, — вновь обратился он к собеседнице, — я не знаю ответа на ваш вопрос. Мне приходилось спрашивать об этом очень многих писателей, но ни один из них так ничего толком и не ответил. Могу вам даже сказать, что эта проблема не дает мне покоя уже много лет. Если хотите, давайте я расскажу вам свою собственную историю, посмотрим, прольет ли она свет на поднятый вами вопрос.
Он задрал вверх подбородок и стал оглядывать окрестности — до тех пор, пока его взгляд не наткнулся на две смутные фигурки, стоявшие на вершине скалы.
— Да, давайте я расскажу вам свою собственную историю…
Миссис Фэнхолл с интересом посмотрела на него, а старшая барышня Вустер воскликнула:
— Давайте, давайте!
Бросив еще один взгляд на два силуэта на вершине скалы, Холланден с видом истинного оратора расположился на большом валуне, пережившем на своем долгом веку множество бурь:
— Перво-наперво, вы должны понимать, что я начал свою карьеру — да-да, карьеру, не забывайте об этом! — полный решимости стать пророком. И хотя впоследствии злая судьба уготовила мне удел акробата, циркового медведя журналов и жонглера юмористических газетных заметок, в один прекрасный день на моих устах запечатлелась улыбка, из-за которой многие меня просто возненавидели — по той простой причине, что она донимала их, словно банши[2], каждый раз, когда на них находил приступ самодовольства. Время от времени меня ставили в известность, что каких-либо значимых прорех в великом полотне Вселенной от меня не образовалось, потом я узнал, что примерно один из двух тысяч человек, с которыми мне доводилось видеться, когда-либо обо мне слышал, но из таковых — слышавших — четыре пятых практически сразу меня забывали. А из тех, кто все же запомнил, половина считали мою литературную деятельность наглым высокомерием. Я с этим смирился, а для защиты взял на вооружение максиму, гласящую, что в этом мире каждого умного человека окружают два десятка дураков. Если вы обожаете математику, то подобный вывод должен вас заинтересовать. Со временем мне удалось развить в себе непомерное чувство собственного достоинства; этого хватило, чтобы другие представители рода человеческого, узнав, что я занимаюсь сочинительством, тут же проникались ко мне уважением. Из чего можно заключить, что главная задача моего жизненного существования сводится к обману толпы или, как минимум, той ее части, которая на меня взирает. Чем я, собственно, и занимаюсь. Теперь мне доставляет истинное счастье отпускать в адрес этой части язвительные смешки. Другие могут поступать, как им заблагорассудится, но лично я ни одной живой душе не признаюсь, что акробата, циркового медведя журналов и жонглера юмористических газетных заметок никоим образом нельзя считать драгоценной жемчужиной философии или искусства, — с напором в голосе подвел он под своей речью черту.
2
Банши — персонаж ирландского фольклора; женщина, согласно поверьям, появляющаяся возле дома обреченного на смерть.