–Тебе что, делать нечего? Что от мальчишки хочешь?
С Коко, которого Доминик, все-таки, своему языку обучила, она, конечно, говорила по-французски. От волнения и необходимости резко перейти на русский язык, Лулу не смогла сразу подобрать слова. Губы ее не слушались. Наконец, она произнесла:
– Я только на одну минутку… Пгавда…– и опять замолчала, не смогла объяснить, что ничего плохого не делала.
А отец и не стал ожидать объяснений, он уже гремел:
– Девчонка! Бездельница! Сию минуту – марш к гувернантке! Попробуй опозорить меня осенью в гимназии, картавая кукла! Не смей подходить к мальчикам! Нечего тебе с ними делать!
От обиды у Александрин брызнули из глаз слезы. Она, круто повернув, стремглав побежала к дому. Обида смешалась с недо-вольством собой – нечего даже удивляться, что на нее накричали, какой же дурочкой она предстала! Дух перевела только в своей комнате, остановившись перед поджавшей губы Кларой Ивановной, как видно, давно наговорившейся с теткой. Больше Лулу не плакала, но затянувшийся, как бесконечный осенний дождь выговор учительницы и последующий урок, не дошли до ее сознания. Смутно она чувствовала, что отец был раздражен нытьем и поспешным бегством брата больше, чем ее появлением в саду и игрой, но от этого не было легче, досталось-то только ей одной! И за что! Неужели вся жизнь пойдет теперь только вблизи Клары Ивановны??? В ненавистной, дурацкой розовой комнате?
Сплошной чередой потянулись еще несколько тягостных дней. Завтрак, русский, арифметика, катехизис, чай, снова грамматика, диктант, чистописание, обед, приготовление заданий по всем предметам, ужин, наставления, спать.
А за окном алело лето! Воздух звенел от стрекота цикад и кузнечиков, на полях, тяжело колыхаясь, наливались колосья, траву уже скосили и над лугом разливался дурманящий запах подсыхаю-щего сена. Ничего этого изнемогающая ученица Клары Ивановны не имела возможности прочувствовать. Жалостливая Тоня старалась чуть-чуть протянуть время, отведенное на одевание и причесывание, но госпожа Граббе всегда была начеку и спешила завладеть своей жертвой.
Как вдруг наступил день, когда Лулу, покорно севшая за стол в ожидании Клары Ивановны, почувствовала: что-то произошло… В доме хлопали двери, слышались взволнованные голоса.
Часы внизу пробили одиннадцать раз. Клара Ивановна не появлялась. Это было просто невероятно… Александра должна была уже два часа усердно заниматься. Не веря своему счастью, она осторожно выглянула в окно. Наверное, Клара Ивановна уже продвигается по двору, торопится начать урок. Но и перед домом учительницы не было видно. Зато по двору бегали взад и вперед люди, подъехала чья-то бричка, спустился с крыльца и сразу повернул назад Виктор. Навстречу ему, встряхивая в руках форменный мундир, появился денщик Дмитрия.
Даже, если в доме ждали гостей, даже когда приезжал Кале-дин, Лулу не видела подобной суматохи. Отворять окно она не ста-ла, чтобы ее не заметили со двора. Убедившись, что на всем треть-ем этаже никого нет, она бочком, вжимаясь в стенку, спустилась вниз посмотреть на хозяйственный двор, видный из торцовых окон столовой. Удивительно, вот как раз там не было ни души. Лулу об-водила взглядом сараи, пристройки, конюшню, выпряженную телегу с сеном возле конюшни.
Стоп! На сене ничком, свесив руку вниз, лежал человек, голова его была прикрыта шляпой.
– Виконт!– Лулу невольно вскрикнула. Шаховской не пошевелился. Она поспешно побежала вниз, боясь, чтобы он не ушел, а ее по дороге не перехватила Клара Ивановна.
Но ей удалось благополучно добраться до конюшни, хотя на нее несколько раз налетали куда-то торопящиеся слуги. Ухватив-шись за край телеги, Лулу привстала на цыпочки и тихонько позва-ла Виконта. Ответа не было. Недолго думая, она полезла на телегу. Шурша, посыпалось сено, телега слегка закачалась. Наконец Лулу сидела рядом со спящим Виконтом. Узнать, что происходит в доме, она могла только у него и, потому, поборов нерешительность, слегка потрясла его за плечо. Виконт промычал что-то нечленораздельное, медленно перевернулся – шляпа упала с его головы на сено – и открыл глаза.
– Мсье, что случилось? Почему все бегают в доме, почему вы здесь спите? Кто приезжает и … уезжает? Что привозят?
Лулу приостановилась, захлебнувшись потоком собственных вопросов.
Виконт чуть повернул голову в ее сторону и, посмотрев на Лулу долгим взглядом, сказал:
– Видишь, ли Александрин, – война!
– Ка-ак, война??? Настоящая?
– Более чем.
– Все пойдут воевать?
– Многие… пойдем отсюда, Александрин, солнце сильно печет.
Легко соскочив с копны сена, он подал ей руку:
– Ну, спускайся!
Лулу, держась за его руку, сползла с сена и сейчас же спросила:
– А мы что будем делать? Тоже пойдем воевать?
В ее воображении пронеслись всадники-паладины, и они среди них на золотистых конях со шпагами… Мечтания были прерваны коротким смешком Виконта.
– Я помню, что тебя манят ратные подвиги. Что касается меня, я рад, что пока могу избежать участия в этой кутерьме.
Лулу огорченно взглянула на него:
– Значит, вы не поедете сражаться? – Убегать на войну без него было не так заманчиво.
– А с кем мне там сражаться?
– С врагами!
– У тебя есть враги? Я к их услугам.
– Не у меня…
– Ах, у тебя их нет? У меня тоже. В таком случае сражение пока можно и отложить.
Не найдя, что возразить, Лулу безмолвно пошла рядом с Ви-контом, изредка поглядывая на его лицо: не пригласит ли он ее помочь в каком-нибудь деле. Однако ее почти тотчас же позвали из окна. Подняв голову, она увидела, что зовет Тоня.
– Пардон, мсье! – Лулу церемонно присела перед Виконтом. Дождавшись кивка, которого согласна была бы подождать и по-дольше, пошла в дом.
В зале, куда Тоня втолкнула Лулу, собралось все семейство, кое-кто из прислуги и какие-то посторонние люди. Среди них Лулу узнала двоих офицеров, бывавших прежде в гостях в Раздольном. Господин Курнаков, выпрямившись, как на карауле, строго одетый, четко и жестко говорил о войне, манифесте государя-императора и о том, что все, в едином порыве готовы отдать жизнь и кровь за победу славянства. В Лулу все протестовало: не отец должен был говорить эти красивые слова. Почему их не сказал только что Виконт? С каким воодушевлением Лулу кричала бы «Ура!» и первая бросилась отдавать свою жизнь и кровь. В чем дело? Неужели здесь кроется какой-то обман? Беспокойно переминаясь с ноги на ногу, она всматривалась в лица окружающих ее людей: маман возвела глаза к потолку, тетка прослезилась, братья стоят со злодейскими лицами, выпятив груди, мужчины-слуги все мрачные, из девушек кое-кто плачет… Вот и Тоня у двери прикрыла лицо платком, как будто случилось большое несчастье. Лулу стало не по себе. Она понимала каждое слово и все-таки не поняла чего-то главного… ясного всем остальным. Отец выглядит уверенным и даже довольным, но если доволен отец… Лулу побоялась додумать до конца свою мысль, но она снова и снова упорно кружилась в ее голове. Послышался сдержанный говор, все стали расходиться. В сопровождении офицеров, звеня шпорами, отец направился к двери. Лулу сделала шажок, чтобы отступить за спину Тони, но вдруг услышала неприязненный вопрос:
– Господин Шаховской, почему вы не потрудились прийти? Что, честь Отечества для вас – пустой звук?
Виконт, только что появившийся в дверях, спокойно ответил:
– Отнюдь! И потому я здесь. Несмотря на хозяйственные дела, которые, если помните, отныне в моем ведении…– помолчав секунду, он добавил с еле уловимой насмешкой:
– Я не предполагал, что вы закончите так быстро.
Господин Курнаков отвернулся и проворчал:
– Вы всегда найдете отговорку.
Один из офицеров обратился к Шаховскому:
– Вы, очевидно, не подлежите мобилизации?
– Я считаю целесообразным оставить его здесь! – вмешался отец.– Не Пузыреву же в конце концов справиться в случае чего. Нет, в доме должен остаться крепкий мужчина.
– Благодарю за оценку! О делах, очевидно, располагаете поговорить позже?– Виконт слегка поклонился и отошел, не ожидая ответа.