Лулу снова взглянула в окно – ничего не изменилось. Она погрузилась в размышления.
Сейчас ей несравненно лучше, чем в пошлом году – у нее есть Таня с Катей! Собираясь втроем, они не только беззаботно болтали о всякой всячине. Им случалось вести серьезные разговоры о войне, о событиях, происходящих в гимназии и за ее пределами… В том, что творится за этими пределами, Лулу разбиралась довольно плохо и завидовала Кате с Таней, которые уверенно судили о взрослых проблемах. Ей хотелось уметь так же.
Но Тане гораздо реже разрешали задерживаться, чем могла это себе позволить Лулу. И она стала бегать к Кате сама. С ней они никогда не говорили об исключении из гимназии или про все еще не нашедшего работу отца. Обычно они разыгрывали представления, усадив четырех мальчуганов в качестве зрителей.
Насмешливая и живая в обычной жизни, в игре Катя стремилась к ролям томных героинь, принцесс, русалок. И к лучшему. Лулу все равно не могла бы принять Катю в мужской роли, например. Поэтому все подряд брала на себя: от ведьмаков до королей. Эти игры – представления у них назывались коротко: «будем наряжаться». В сундуке, привлекшем внимание Лулу в первый же приход, оказалось много интересных тряпок и лоскутов, из них при желании можно было соорудить и бальное платье, и тюрбан персидского принца.
Лулу очень удивляло, что Катя совершенно не любит читать:
– Ну, Катя, откуда тогда брать всякое интересное для игры? Только самим придумывать? В книжках же тоже сюжеты…
– Вот, ты мне и расскажешь, не закончила «Серебряные…». Помнишь?
Вот такой разговор был прошлый раз. Лулу осталась довольна собой. Что значит правильно подумать! Теперь ясно: надо попробовать найти «Серебряные коньки» у Софьи Осиповны, а вдруг? Кое-что подзабыто в начале, кто там сестра Питера Ван Хоупа? Хильда? Нет, она, кажется, Ван Глек… Может быть, Лулу слишком поверхностно прошлась по корешкам хозяйкиных книг в прошлом году… Пойти поглядеть?
На беду, в большой комнате, где находился книжный шкаф, сидела без света Софья Осиповна. Едва завидев Лулу, она запища-ла:
– Ты опять собираешься плохо себя вести, детка? Подальше, подальше… подальше стань от кисок! Ты почему свои уроки не де-лаешь? Опять плохие отметки будешь нам приносить? Ты только о себе думаешь, детка, а мои переживания?
Не вступать же в разговоры! Лулу пожала плечами и возвратилась к двери.
– Что такое? Ты что-то скрываешь? Зачем ты шла к шкафику? Хотела что-то потихоньку спрятать? Там вещи не для детей…
– Я знаю, – буркнула Лулу, отворяя дверь, – я просто книжку одну нужную поискать хотела.
– Стой, детка, стой, – я тебе сейчас дам книжечку, прочтешь и станешь послушной, покорной деткой. Читай не торопясь, можешь подержать ее у себя… Это мое послушание: наставлять заблудших, укрощать необузданных! Это Бог моей рукой протягивает тебе это!
Лулу посмотрела с сомнением. Она привыкла с уважением относиться к имени Бога, но сухая рука с тоненькой книжицей не была похожа на длань его почтальона.
– Прочти, детка, очисться и устрашись. Вот что бывает с испорченными девочками. И пусть это будет твоя настольная книга.
Лулу взяла книжку с собой и добросовестно прочитала. Вопреки мнению Софьи Осиповны ей понадобилось на это меньше часа, но впечатление было, ни в коем случае, не слабое. Непослушные дети последовательно теряли дом, родных, провиант и жалкие отрепья и опорки, после чего их расклевывали голодные птицы. В это же самое время противоположные им, послушные дети, в теплом помещении ели столько нездоровой пищи, что наверняка должны были страдать от страшных колик, но последнее не описывалось. Теперь понятно, почему Софья Осиповна странная. Лулу стало даже жаль ее, наверное, с детства читала такое…
«…Ты в ее власти, она – в твоей…». Все слова Виконта помнились Лулу очень точно, причем, звучали в голове его голосом и интонациями, но эта фраза, сказанная им о книгах, почему-то запечатлелась ярче всего и чаще всего всплывала в памяти. Наверное, потому, что она так много читает… Каково же было пребывать во власти этого кошмара маленькой Софье Осиповне? Очевидная ерунда, написана простенькими словами, но, тем не менее, страшно и противно… Да, тетка же сейчас придет, будет проверять, насколько Лулу усвоила и очистилась в результате.
Она вскочила, поспешно разделась и юркнула в постель. Лежа, попыталась представить себе Софью Осиповну маленькой девочкой. Но ничего, кроме сильно уменьшенной копии теперешней не получалось.
Как бы то ни было, «Серебряные коньки» не найдены. Таню спрашивать бесполезно, она читает, в основном, гимназическую программу, и дома у нее книжек почти нет. Правда, помнит прочитанное очень хорошо, до мельчайших подробностей, буквально вырывая похвалы Лидии Степановны. Единственное, что остается учительнице, это произносить одобрительные фразы несколько удивленным тоном.
….На следующий день первый урок, который как раз и вела Лидия Степановна, почти благополучно продвигался к концу. Лулу пару раз попала под ее обстрел, но это были обычные, рядовые разносы, которые она не допускала глубже ушей. По всем расчетам вот-вот должен был прозвенеть звонок, и тогда Лидия Степановна закрыла книгу и объявила:
– Предупреждаю, все, как одна, после моего урока отправятся исполнять свой долг – собирать пожертвования для фронта. И пусть какая-нибудь чересчур «умная» особа посмеет уйти домой! Завтра я не хотела бы быть на месте этой девочки!
Удивительная манера у Лидии Степановны – даже о хорошем говорить так, как будто это что-то отвратительное! Собирать средства для армии и лечения раненых! Во-первых – благородно, во-вторых – интересно, а в-третьих – уроков же больше не будет сегодня! День, наконец-то, сухой и тихий, пройтись по улицам с подругами и специальной кружкой в руках, выискивая лица подобрее… Чем тут грозить?
– Я уже минуту смотрю на Курнакову. Эта девочка отключила внимание и продолжает сидеть с совершенно глупой улыбкой!
Так, обстрел номер три! Лулу поспешно опустила голову, чтобы спрятать «совершенно глупую улыбку», которая никак не уходила с лица. Тем более, что сестры Гинзбург буквально уткнулись носами в свою последнюю парту. Смеются, конечно! Лулу было чем гордиться: после замечания Курнаковой Лидия Степановна уже ни на кого не обращала внимания, а сверлила ее взглядом вплоть до самого звонка. Когда учительница, наконец, неторопливо выплыла в двери, в классе зашумели.
– Пусть по улицам дурочки бегают, я пойду домой! – застегивая портфель, сказала Агаджанова Тате, которая с непроницаемым лицом выслушала объявление Лидии Степановны.
– Может быть, тебе только «за ручку» разрешают по городу ходить? Пожертвование – ерунда, а прогуляюсь я с удовольствием. – Тата посмотрела на Агаджанову, как на пустое место, явно недовольная, что та вылезла со своим мнением раньше нее. Роза тряхнула богатыми косами:
– Таточка, да разве я об этом? Идем, погуляем, где хочешь. Хочешь, в кондитерскую пойдем, я угощу тебя, там такие пончики с кремом! Бесподобные! А милостыню пусть за нас Грицинина собирает, ей, наверное, не в первый раз, а если подзабыла, как это делается, пусть у подружки своей, Катюши, поучится. Они, наверное, всей семьей просят….
Лулу ожидала, что Таня хоть как-то попытается защитить себя, а уж она тут же бросится на помощь... Но Таня лишь с укоризной взглянула на Розу и, покачав головой, стала собирать книги. Тогда Лулу накинулась на Агаджанову сама:
– Как ты это смеешь говорить? Молчи сейчас же!!!
– А ты чего, Курнакова? – недоуменно проговорила Тата.
– Ой, я не могу! Наша неприступная Шура нашла себе подружек… Таточка, святая простота, ты что не видишь, что она теперь с рванью водится?